Исаак и вправду думал, что писать библию будет легче.
Писец молча ждет; Исаак не открывает глаз, слушая, как отдаются эхом его слова. Он вытягивает свои узловатые пальцы и издает прерывистый вздох, подавляя апатию.
Жизнь стала сплошной тягомотиной. Скорее всего, смерть будет такой же, он будет тонуть в собственной постели, с журчанием и бульканьем. Смерть недостойна патриарха. Голос – этот слабый хрип – тоже недостоин патриарха, но и писец с его писклявым чириканьем юнца, который все еще гордится пушком на яйцах, тут тоже не на высоте. Он изо всех сил пытается зарекомендовать себя в глазах самодержавного Отца, но у него ничего не выходит.
– Еще раз! – рявкает Исаак, и мальчишка, запинаясь, повторяет записанное сегодня утром.
Исааку нравится звук этих слов, их громыхание, плавное течение и перекатывание. Ему нравится их напряжение, волна, отбрасывающая в прошлое детские усилия, сглаживающая углы, затуманивая резкие, болезненные очертания. За каждой строкой встают четкие воспоминания – Исаак помнит это лучше, чем меню сегодняшнего завтрака или имена своих правнуков. Жгучая боль в обмороженных пальцах во время пепельно-серой зимы, белизна сморщенной кожи, слишком долго не бывавшей на солнце. В этой новой библии нет места именам предателей, которые предпочли смерть воле Господа, именам блудниц, которые ускользнули от него вместе со своими предназначенными Исааку гибкими формами и нежными голосами, пышными грудями и плодовитыми матками, и оставивших с такими женщинами, как Иулия, Элин, Шерли и Кейт – слишком толстыми, слишком старыми или слишком злыми. Оставивших его с Кейт с ее бесплодной маткой и Шерли с ее острым языком – таким острым, что никто не смог бы осудить ее руки, которые завязали петлю и заставили его замолчать навеки. С Иулией, которая столько лет рожала дочерей, не в силах дать Исааку заслуженного им сына.
Исаак тогда все еще думал, что женщина, которую он любил, вернется из пустыни, чтобы спасти его так, как однажды он спас ее. Он полагал, что Господь вернет ее в лоно, поскольку этого желал Исаак.
Этого не случилось. Исаак так и не нашел женщины, способной ее заменить, и голос, который некогда он слышал столь ясно, больше с ним так и не заговорил. Физически и духовно Исаак остался один.
Он мог бы написать другую библию – завет Исаака, сына Авраамова.