– В стазисе ты провела восемнадцать часов, – добавляю я, отвечая на незаданный вопрос, отчетливо читающийся в залегшей между ее бровями складке. Она хмурится, запихивая в рот еще кусочек, и жадно глотает, прикрывая глаза.
Я отнимаю у нее тарелку и со стуком ставлю обратно на тележку.
– Ну а теперь, – велю я, пододвигая к Флёр растение в горшке и садясь напротив, – покажи мне.
Она смотрит на меня поверх салфетки, которой вытирает сироп с подбородка.
– Я не могу тебе показать, – огрызается она. – Этому таким образом не научиться.
Я хлопаю ладонью по кофейному столику.
– Тогда объясни мне!
Выражение ее лица трудно прочесть: гнев, враждебность, возможно, нетерпение, но только не страх. Страха нет и в помине.
Я провожу руками по волосам, едва сдерживая ярость. Чем больше она злится, тем более отчаянно будет бороться со мной.
– Объясни мне, как командовать растением, – повторяю я с плохо сдерживаемым спокойствием.
Она лишь качает головой, как будто разговаривает с полным идиотом.
– В том-то и дело. Растениями нельзя
Я спрыгиваю с дивана, хватаю Флёр за руку, вызываю пламя и подношу к ее лицу.
– Огонь тоже не человек, но он приходит, когда я его призываю.
Она смотрит на пламя, стиснув зубы.
– В том-то и дело. Ты силой прокладываешь себе дорогу по миру, беря то, что хочешь, идя по головам, угрожая, крича и требуя, чтобы тебе подчинялись… Магия земли работает совсем по-другому. Ты не можешь просто проникнуть в живое существо, установить контроль с помощью грубой силы и ожидать, что оно будет сотрудничать с тобой. – Она тянется к моей руке, чтобы оттолкнуть пламя, но я подношу его ближе, усиливая хватку.
– Мое терпение на исходе.
– Растения – живые существа, – поясняет она, морщась, ее щеки раскраснелись от жара. – Они дышат, питаются, размножаются и страдают, совсем как мы. Лучший способ понять, как работать с ними, – это заставить себя почувствовать то, что чувствуют они!
– Прекрати издеваться надо мной и скажи, наконец, как управлять этим чертовым…
Растение шевелится в горшке.
Я поворачиваюсь на звук и замираю, когда взгляд Флёр становится отсутствующим. Никаких видений. Никаких воспоминаний. Только темная пустота радужек, как будто разум покинул тело, переместившись куда-то еще. Я гашу пламя.
Растение просыпается и потягивается. Похожий на гибкую лозу стебель скользит ко мне и дотрагивается до моей свободной руки, когда я опускаю ее. Я не двигаюсь, и он ползет по моему запястью, медленно обвиваясь вокруг него, сантиметр за сантиметром перетаскивая горшок по столу. Ничего подобного я никогда прежде не видел. Кроме, разве что, видеозаписи того впечатляющего землетрясения, которое Флёр спровоцировала в Текате, – или того, как она приказала целой кедровой роще уничтожить Майкла. Однако сейчас, наблюдая за приближающимся ко мне горшком, я чувствую поднимающуюся по шее дрожь и крепче сжимаю руку Флёр.
Лоза поднимается выше, извиваясь мелкими хищными движениями и подтаскивая за собой горшок.
– Это
Горшок оказался уже на краю стола. Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как он опрокинулся и, ударившись об пол, разбился, рассыпав землю на ковер. Корни растения упрямо свисают с моей руки. Усиливая хватку, оно подтягивается по моему плечу, оказываясь в опасной близости от горла.
Когда в попытке отбиться от лозы я отпускаю Флёр, прядь ее волос зацепляется за мои наручные часы, и розовый локон отрывается, заставляя ее вскрикнуть.
Освободившись от плюща, я бросаю его вместе с корнями на стол.
– Твое дурацкое представление отняло у нас уйму времени. У меня здесь больше нет растений. Теперь придется послать Ликсу в галерею за другим.
– Другое не понадобится.
С раздраженным вздохом Флёр опускается на колени, собирая землю в треснувший горшок.
– Что ты делаешь?
– Исправляю урон.
– Тут уже нечего исправлять. Растение мертво.
– Оно не мертво, – огрызается она, осторожно опуская обвисшую лозу обратно в землю. – Если бы ты мог это почувствовать, то не болтал бы сейчас глупости.