Помню, как-то женщина, которая несколько лет ходила в наш храм, сказала мне: «Я не православная, и мой муж тоже. Когда мы приходим в храм, мы считаемся совсем посторонними, если не причащаемся во время литургии? Где наше место?» И я ответил ей так, как полагаю правильным: «Если во время богослужения вы погружены в молитву, погружены в Божественное присутствие, то вы участвуете в службе и даже в таинствах, потому что сами творите эту литургию. А если вы даже принадлежите к числу православных, но стоите, с нетерпением ожидая конца службы, то вы являетесь посторонними и не имеете к ней никакого отношения».
Помню одного русского офицера, который приходил в наш храм в Париже. Он был низкорослый и худой и мечтал безвылазно сидеть в пивной, а его жена была высокая и дородная и мечтала привести его в храм – и ей это удавалось. Во время богослужения он стоял позади нее и периодически начинал тянуть ее за юбку, приговаривая: «Ада, Ада, пошли домой, этот поповский парад никогда не кончится!» Думаю, считать его участником литургии в силу его принадлежности к православию было бы чересчур большой натяжкой. То же относится и к англиканам или членам Свободной церкви – в той мере, в которой мы пребываем в Боге и в поклонении Ему, мы принадлежим к Церкви. В противном случае мы стоим на ее задворках, находимся в том же положении, в котором в древности находились некрещеные или отлученные от причастия люди – им надлежало оставаться на крыльце, и внутрь храма их не пускали. И тогда даже если мы стоим в центре храма, мы находимся вовне, и мы должны осознавать это по отношению к себе и к другим, поскольку это большое искушение – считать, будто все, кто ходит в храм, поклоняются Богу. Думаю, вы не настолько наивны, чтобы не знать, что, например, в той же армии ходить в храм очень выгодно, потому что тогда можно получить освобождение от некоторых нарядов и упражнений, а стоять в храме совсем не так утомительно, как убираться в казармах.
Так что речь идет не просто обо всех, кто находится в храме, – однако каждый пришедший может получить весть. Какую? От кого? От священника, который служит в храме, от людей, которые в нем собрались. Только это будет зависеть от того, способны ли мы донести весть так, чтобы она звучала правдиво. И «донести» не значит «убедить с помощью слов». Может быть, вы помните отрывок из Евангелия от Иоанна, в котором Христос обращается к целой толпе, говоря, что кто не будет есть Плоть Его и пить Кровь Его, не будет иметь жизни – большинство не могли этого принять и ушли, и тогда Христос обратился к Своим ученикам:
Что же это за «глаголы вечной жизни»? В Евангелии мы читаем, что Христос, говоря о вечной жизни, не описывает ее, не приводит никаких образов, не зовет в нее людей – Он
У святого Иоанна Лествичника есть отрывок, в котором он говорит, что слово Божие – как заостренная стрела, и она может пробить любой щит, но для того чтобы это случилось, нужен лук, тетива, руки и глаза. Так вот, мы призваны стать глазами, видящими, с кем мы говорим, луком, рукой лучника, спускающей тетиву. Но как же четко надо осознавать цель, ведь так часто, проповедуя ли, выступая ли с лекцией или делая что-либо еще, мы обращаемся к разуму человека, к его интеллекту, пытаясь передать информацию, знание.
Достигаем ли мы при этом его сердца? Говоря «сердце», я не имею в виду эмоции человека, я имею в виду самую его суть, откуда будут исходить настоящие чувства, настоящие мысли и настоящие дела. И слово «дела» здесь вполне уместно, поскольку молитва – да, хвала, поклонение Богу – да, вера – да, но ведь можно поклоняться Богу и в делах. Вы наверняка помните слова Христа: