Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смысла

– Думаю, тишине мы должны учиться сами и учить других. Тишина перестала быть естественным состоянием. Люди, которые жили в деревне, без радио и телевизора, знали, что такое тишина. По вечерам они собирались за столом всей семьей: читали, беседовали, но иногда они могли помолчать в тишине. А когда выходили на улицу, вновь погружались в тишину, которая есть в природе. А теперь тишине надо учиться. Помню, одна учительница старалась показать малышам, что такое тишина, и, когда они были чем-нибудь заняты или играли, она периодически говорила: «Стоп, слушаем!» И все дети сидели и слушали, и слышали тишину, и так учились понимать, что это такое: шум уже не бьет в уши, наступает момент, когда на тебя нисходят покой и мир, и в этот момент можно ощутить то, что описал французский писатель Жорж Бернанос[49]: «Он почувствовал, что тишина есть Присутствие».

Что касается общих богослужений, думаю, можно привносить в них тишину разными способами. Я участвовал, точнее, присутствовал при совершении литургии нового формата в римско-католическом храме в Лувене. Если взять сам текст последования литургии, он настолько короткий, что кажется, будто служба закончится, не успев начаться. Но этот текст написан не для того, чтобы его просто читали с начала до конца без остановки. Помню иезуитского священника, который служил довольно часто, и я при этом присутствовал, – он несколько раз за богослужение устраивал молчаливые паузы. Он выходил и говорил: «Мы находимся в присутствии Божьем, давайте помолчим». А затем садился. Потом он начинал литургию и в важные моменты давал прихожанам возможность помолчать, осознать то, что совершилось, и подготовиться к продолжению. Это была идеальная ситуация.

Я не знаю ни одного англиканского прихода, где бы был внедрен такой радикальный метод, хотя там это возможно. А в православных богослужениях это очень трудно. У нас не предусмотрена тишина во время службы. Если хочется всем вместе помолчать, приходится прибегать к различным уловкам. Так что я довольно часто устраиваю тишину после освящения Святых Даров – просто молчу и не перехожу к следующему этапу, так что многие говорят: «Господи, какой же он медлительный, вообще не поспевает за ходом богослужения». Что ж, пусть, но зато у них есть возможность побыть в тишине. И в прошлом я совершал нелитургические богослужения, молебны, которые целиком состояли из кратких молитв, вступительных слов и долгих пауз – и эти паузы, возможно, помогали людям понять, какой бывает тишина. Я думаю, учиться и учить тишине очень важно, об этом я упоминал и раньше, говоря о вечернем молитвенном правиле: для начала следует успокоиться, помолчать в присутствии Бога, пока не наступит такой покой и тишина, что Присутствие станет ощутимо.

Добавлю еще слово к тому, что я сказал о тишине. Есть одна вещь, которой, как мне кажется, следует избегать, – это пение текста богослужения прихожанами или хором под аккомпанемент органа, такой громкий, что он гремит, гремит, гремит и бьет по ушам. Вы знаете этот оглушительный звук органа, который играет перед или во время службы просто для того, чтобы в храме не было тишины. Помню богослужение в окрестностях Дидкота, там был я да три старушки – и грохочущий орган. И за органом этих бедных старушек совсем не было слышно. Помню, я тогда спросил викария: «Вы что, пытаетесь обмануть Бога? Думаете, Он там наверху слышит весь этот шум и полагает: „О, наверное, там огромный приход“».

Помню, когда я занимался молодежной работой и служил в армии, один офицер научил меня: «Если хочешь, чтобы твои команды производили на людей впечатление, говори как можно тише, чтобы приходилось прислушиваться, потому что если говорить громко, люди отшатываются, а если говорить ровно так, чтобы можно было услышать каждое слово, и не громче, тогда твои слова до них дойдут». Думаю, в этом отношении службы нуждаются в улучшении везде – и в Православной Церкви, и в Римско-Католической, и в Англиканской, и в Свободной – надо, чтобы было поменьше шума.

Часть IV Время жизни

«Я всегда чувствовал, что победа есть» [50]

– Вы говорили, что лучшим временем вашей жизни был период с 1933 по 1945 год. Что сделало именно эти двенадцать лет такими важными?

– В начале этого времени я был еще школьником, с наивным и слегка растерянным отношением к жизни, совершенно не готовым смело и дерзновенно в эту жизнь войти и в ней действовать. К концу этого периода, думаю, я стал гораздо более зрелым человеком, как интеллектуально, так и эмоционально, и, несомненно, способным к деятельной жизни.

– И символом этого нового состояния взрослости стало ваше рукоположение в священство в 1948 году?

– Я думаю, да.