Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смысла

– Какой был следующий шаг в вашем обучении? Вы сказали, что сначала занимались наукой в общем, но в какой-то момент определились с конкретным направлением?

– Сначала я хотел заниматься чистой наукой. Но потом осознал, что по причинам практического свойства, а если сказать проще, чтобы выжить, только этим заниматься невозможно, и я подумал, что стану врачом, и эта профессия позволит мне быть одновременно ученым и человеком, который может и умеет проявлять милосердие, заботу и ту меру любви к людям, какая у меня есть.

– Помогала ли вам работа врача более-менее совместить ваше восприятие Бога с восприятием этого инертного естественного мира?

– Я бы не сказал что «более-менее». Наука давала чувство гармонии и красоты, я занимался ею с восторгом. Когда я соприкоснулся с миром человека, миром страдания, мне просто открылось новое измерение – трагическое. Физика сама по себе трагического измерения не имеет, такое измерение открывается в больнице. Именно в ней я лицом к лицу столкнулся с тем, какое место занимает Бог в мире страдания, в мире трагедии, а не только в мире гармонии.

– Но вас не тревожило, когда вы столкнулись с некоторыми переживаниями по этой линии, что Бог, в Которого вы верите, предположительно – Бог любви?

– Нет. Богу, Которого я знал, я доверял до такой степени, что я мог сказать: «Это озадачивает меня, и все же у этой трагедии есть какой-то смысл и значение». А потом, когда я открыл Бога Воплотившегося глубже, я осознал, что Он разделяет с человеком его трагедию и сострадает ему неизмеримо больше нашего.

– Вы имеете в виду, что Бог отдал Своего Сына на страдание?

– Да. Но не только страдания Христа, но и солидарность Бога всей истории человечества, Его верность человеку, то, как Он сопутствует человеку во всех его путях, готов быть с человеком, как бы низко тот ни пал.

– А как именно Он сопровождает человека в его страдании?

– Я думаю, самые поразительные слова об этом (в тот период жизни, о котором мы говорим, я еще не продумал их до конца) – это возглас Господа на Кресте: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?» (Мк. 15:34). Будучи Богом воплощенным, умереть телесно – не проблема, если Тебя не покидает сознание, что умрет Твое тело, но в Своем Божестве Ты в полной безопасности. Но этот момент, когда внезапно Сын Божий, ставший Сыном человеческим, теряет сознание Своего Божества, сознание Своей неразрывной связи с Богом и до конца разделяет основную трагедию человечества – убийственную потерю им Бога, – этот момент поразил меня бесконечно. Я был потрясен таким видением Самого Бога, Который не только становится другом блуднице и мытарю, но и разделяет с нами Богооставленность, становится другом безбожнику, становится до такой степени человеком, что никакое человеческое состояние Ему не чуждо, даже отвержение Бога.

– Когда вы работали врачом, как вам казалось: осознание такой солидарности Бога помогало тем, кто испытывал сильные мучения? Нет ли опасности, что эти размышления могут стать просто удобной философской позицией, оторванной от реальности жизни?

– Я думаю, что если кто-то страдает, а вы приходите к нему с подобными речами, вы можете, конечно, очень задеть его. Но если вы приходите к человеку, глубоко переживая это, и готовы сидеть с ним, оставаться с ним в его страданиях, делить с ним, насколько вы способны, его боль и в то же время делиться всей своей убежденностью, своим доверием Богу, верой в несокрушимость жизни, в победу жизни, тогда вы можете что-то изменить. Я не раз убеждался на опыте, когда бывал в больнице еще студентом, что, навещая больного, не нужно стараться стать таким же несчастным, как он, но можно прийти со всем ощущением жизни и надежды, что у вас есть, и готовностью дружески поделиться ими с этим человеком.

– А насколько тяжело вы переживали опыт встречи со смертью?