Хаос звезд

Я даже не притворяюсь, что это не так. Моя голова слишком занята выяснением того, чего он хочет. Я всегда воспринимала его только как похотливого слизняка, но я недооценила коварства под его лицом шакала.

Я открываю дверь, и мы проходим через теперь уже пустой музей. Охранник, тот, что с козлиной бородкой и добрыми глазами, смотрит на нас со своего стула у лестницы. Я улыбаюсь.

Хоть моя улыбка больше напоминает посмертную маску, она действует, потому что я вижу, как в его фигуре пропадает напряжение.

— Забыла сумочку.

Он машет нам и пропускает, и вот мы оказываемся в чёрном как смоль зале — моём зале, где лишь несколькими минутами ранее Рио разбил мне сердце.

Я смеюсь задыхающимся от отчаяния смехом.

— Что смешного? — Огрызается Анубис, пытаясь отыскать выключатель.

— Думаю, мне следовало бы позволить ему дочитать его глупую поэму. — Потому что, каким бы греческим вруном он не был, он бы ни за что не заставил мою душу сжиматься от холодного, высушенного солью ужаса, как это делает Анубис. Я чувствую, как из него тянутся щупальца темноты, хватаясь за меня.

— Где свет? — Рычит он. Его челюсти лязгают, когда он «отгрызает» конец предложения.

Я наклоняюсь и щёлкаю выключатель.

— Ты ничего не можешь взять отсюда. Тронешь что-либо, и раздастся вой сигнализации. — Я недолго размышляю над тем, чтобы самой включить сигнализацию, но не хочу, чтобы пострадал охранник. Он этого не заслуживает.

Теперь понятно, что всё это время Анубис гонялся за чем-то, что находилось в этом зале.

Погром в доме Сириуса, нападение на водителя, глаза, которые я чувствовала повсюду на себе; он ждал подходящего момента, чтобы подобраться к маминым артефактам. И я понятия не имею зачем.

Он был в нашем доме в Абидосе бесчисленное количество раз, и подобный хлам всегда был на виду.

— Мне ничего и не надо. — Он дотаскивает меня до самой большой фрески, к той, на которой моя мать, Гор и бог солнца. И тогда он начинает таращиться на неё, исследуя, словно пожирая её своими глазами.

— Что ты ищешь? — Я стараюсь увидеть то, во что он всматривается.

Низкое рычание в глубине его горла и его рука крепче сжимает мою руку, теперь ноющую и трескавшуюся от сухости.

Решаю больше ничего не спрашивать.

Почему эта фреска? Он что, покинул свои владения в Египте, чтобы пялиться на эту тупую картину, в которой рассказывается история, которая всем известна? Я смотрю на изображение матери, на ястребоголового Гора, на лежащего Амона-Ра. Ничего больше нет!

Потом я замечаю, как губы Анубиса еле заметно шевелятся, словно он пытается что-то прочесть. Я смотрела не туда. Его внимание приковано к иероглифам, которые окружают фигуры — тем, которые только я могу прочитать, потому что только я знаю, как расшифровать мамины рукописи.

Это история о том, как моя мать узнала самое могущественное имя бога, которое Исида написала. Хаос. Он здесь, чтобы добраться до настоящего имени Амона-Ра. И если кто-то вроде Анубиса сможет контролировать бога солнца…

— Вот, — говорит он и тычет своим пальцем в начало того текста, которое написала Исида. — Читай.

— Я не могу.

— Не пытайся обманывать меня. Ты сможешь долго прожить с работающими лишь сердцем и лёгкими, но тебе будет очень, очень больно. — Он так близко наклоняется ко мне, что я чувствую, как его дыхание выпивает влагу с моего лица. Лишь от одного его взгляда я начинаю трескаться. — Ты можешь прочитать то, что написала твоя мать. Читай!

Я не хочу умирать. Не здесь, не так. Не таким образом, чтобы не оставить своей душе обратной дороги к отцу.

О, папа. Прости меня.

Я смотрю на фреску.

— Это… это всего лишь история. Ты же её знаешь.

— Прочти каждое слово.

Трясясь, я читаю с самого начала.

— Исида защищала Гора, охраняя его от гнева Сета. Но коварная Исида знала, что недостаточно просто прятать Гора. Она хотела узнать настоящее имя Амона-Ра, бога солнца, бога богов. Только завладев им, Гор будет готов оказать отпор Сету в борьбе за Египет. Она выманила Амона-Ра с неба на землю, где ребёнок… я не знаю это слово.

— Произнеси его, — говорит он, стискивая мою руку так крепко, что я совсем перестаю чувствовать свою ладонь.

— А-пеп. Где ребёнок А-пепа ждал, чтобы укусить его. Амон-Ра, отравленный и умирающий, умолял Исиду использовать свою магию и спасти его. Она сделала это только после того, как он сказал её сыну своё настоящее имя.

— В каком это месте? Где ты читаешь?

Я указываю на место в тексте. Он сужает глаза, потом отстраняется назад. Довольная ухмылка появляется на его тонких губах.

— То, что нужно.

— Для чего тебе это? Ты знаешь эту историю! Амон-Ра, змея. Имя. — Я смотрю на него, в отчаянии от того, что только что прочитала. Он, должно быть, понял что-то, что я не могу понять, что-то спрятанное в словах матери.

Он крутанул меня и повёл прочь из зала. Я надеюсь, что молитва сработает, потому что мне больше не на что надеяться.

— А мои вещи? Ты испортил мои вещи. И ты взял альбом Сириуса.

— Я не подозревал, что они будут иметь такую ценность по сравнению с вещами Исиды.