Хаос звезд

— Материнство и рождаемость Исиды производили жизнь, а Осирис управлял переходом этой жизни в другую. Они были рождением, смертью и перерождением — вечным циклом, не полным при отсутствии одного из элементов. — Я улыбаюсь. — Конечно, как у всех пар, у них были свои «ограничители скорости»: споры о том, чья очередь мыть гончарную посуду; ссоры о том, что Осирис оставлял свой посох и бич возле кровати, а Исида постоянно запиналась об них; выяснение отношений из-за зачатия Анубиса сестрой Исиды Нефтидой, женой Сета, от Осириса. В семьях легко не бывает, и древнеегипетские боги не были исключением.

Я указываю на настенную фреску с моей мамой, опять в короне с рогами, стоящей рядом с Хорохором во всей своей ястребоголовой славе и богом солнца Амоном-Ра. Фреска покрыта прорисованными иероглифами. Я сразу понимаю, что они написаны маминой рукой, её секретным языком. Эти иероглифы она написала сама. Мне даже не нужно подходить ближе, чтобы их рассмотреть.

О, глупые боги, помогите, я так по ней скучаю!

— Гор, чудо-ребёнок, зачатый после того, как Исида вернула Осириса к жизни, занял трон отца в качестве Бога-правителя Египта. Он был гордостью и радостью своей матери. Однажды она зашла так далеко, что отравила бога солнца, чтобы заставить его назвать своё имя, которое давало ей и её сыну власть над наиболее могущественными богами. Отчего вся концепция о чересчур конкурентоспособной маме футболиста перешла на совершенно новый уровень.

Я улыбаюсь и жду, когда уляжется смех.

— Итак, представьте себе её отчаяние, после всего того, что она сделала, чтобы посадить Гора на трон, и потом обеспечить ему прочные позиции среди богов, когда он вдруг женился на Хаткор — богине секса и пива. А вы-то думали, что это вам не повезло с избранницей сына…

Всё продолжается в том же духе, когда я описываю историю моей семьи, смешивая мифологию с такими личными качествами, о которых слушатели и не подозревали. Я даже вспоминаю историю про старого Тота, как он добавил дней к календарному году, чтобы обмануть Бога-Солнце ради того, чтобы богиня Неба могла иметь детей. К концу экскурсии я совершенно без сил, но довольная собой. Когда я рассказываю об убийстве Осириса и прикалываюсь над довольно ошеломляющим изображением жизненно важных органов, которые Исида волшебным образом создала из глины для оживления Осириса, я чувствую странное чувство нежности к моим родителям.

Несмотря на то, какие они замороченные, я не могу отрицать того влияния, которое они оказали на целую культуру, и которое даже тысячи лет не смогли полностью стереть. Неожиданно, говоря о их двойных ролях я смогла соотнести своих родителей с их божественными атрибутами.

И когда я закончила, все аплодируют мне, а потом разбиваются на группы, чтобы рассмотреть экспонаты. Я наблюдаю за всем с переполняющей меня гордостью, зная, что я создала этот зал, а мои родители создали истории, которые наполнили его. Даже если он здесь недолго, я всё равно часть него, потому что это — часть меня.

Подходят Сириус и Дина.

— Ты словно знаешь их лично! — Восклицает Дина.

Мы с Сириусом смеёмся. Она смотрит на нас с подозрением, как вдруг покачивается на своих ногах.

— Ты такая бледная. Езжайте домой. Рио подвезёт меня, когда всё закончится. — Я обнимаю их, и мы прощаемся.

Кстати, о Рио… Я оглядываю зал, и вновь благодарю богов за свой рост, который даёт мне прекрасный обзор. Как вообще низкие люди могут находить кого-то в толпе?

Я вижу его, он разговаривает в углу с какой-то парой. У мужчины чрезвычайно серьёзный вид, все его черты такие жёсткие, словно он небрежно вырезан из грубого известняка. Только когда он направляется ко мне, и я вижу его хромоту, я понимаю, что он — отец Рио. Значит женщина рядом с ним — его мать. Она оборачивается, и я не могу отвести от неё глаз, как и закрыть отвисшую челюсть. Скотт и Тайлер не шутили: она такая одна — самая красивая женщина, которую я когда-либо видела. У неё такие же тёмные волосы, как у Рио; они спадают ей на спину густыми, роскошными локонами. Все места её фигуры, которые должны изгибаться, мягкие и совершенные, а те места, которые должны быть маленькими — подчёркнуто изящные. Бюст, который она установила у них в прихожей, не идёт с её фигурой ни в какое сравнение.

Я чувствую себя не в своей тарелке, находясь с ней в одном помещении. Но когда она берёт руку мужа в свою, когда улыбается ему, то становится так очевидно, что она его любит — его всего, что мне даже становится лучше. Они подходят ко мне, и я понятия не имею, что им говорить. Что мне им говорить?

— Очень мило, — произносит мама Рио, и улыбается. Знаете, почему греки стали писать стихи?

Из-за неё.

— Я бы не осилила это без помощи Рио. Спасибо за то, что позволили мне тратить его время всю прошедшую неделю.

Она смеются, и отец Рио кривит своё лицо в улыбке. Он не красив, но настолько крепкий, и что-то такое в его лице, отчего оно выглядит и величественным, и добрым. Он уже нравится мне. В них есть что-то знакомое, родное. Может только потому, что я была у них дома, и сейчас это значит даже больше.