Харальд Смелый

Я осушил их горячими поцелуями, и мы еще долго стояли, крепко обнявшись. Потом пошли вниз. Любимый… Так назвала она меня всего один раз, но подобное признание в устах Лаурэле значило много. Больше я ее не видел…

А плато я покинул утром следующего дня. Что мне здесь было делать одному? Да и в Англию пора возвращаться.

Хм, картина… если она в башне, значит, Лаурэле не забыла свое обещание. Возможно, она даже оставила записку! Я сорвался с места, чувствуя себя круглым идиотом. Разбуженный Булат в недоумении приоткрыл глаза.

— Спи, спи, все хорошо, — успокоил я пса. — Твой хозяин скоро придет.

Почему-то я был уверен, что картина, скорей всего, находится в кабинете. Так оно и оказалось. Она висела на стене, напротив письменного стола. Сам холст обрамляла простая, ореховая рама, без намека на резьбу или позолоту. На нем, с потрясающим мастерством, Лаурэле изобразила величественный сосновый бор и неширокую, мелкую речушку с прогретой солнцем, удивительно прозрачной водой, сквозь которую просматривались камушки на дне, изумрудные кустики водорослей и пугливая стайка золотисто-алых рыбок. Но записки, к моему огромному разочарованию, нигде не было. В третий раз перевернув кабинет вверх дном, я наконец угомонился, уселся в кресло, решив изучить картину самым серьезным образом. Прошло минут двадцать, но понимание того в чем состоит тайна картины никак не приходило. Списав неудачу на усталость, я отправился в столовую за Булатом.

Отсутствие пусть коротенькой записки совершенно расстроило меня. Неужели ей было трудно чиркнуть хоть пару слов? В недоумении я раз за разом задавал себе один и тот же вопрос. Увы, приемлемый ответ не находился.

Допив вдруг потерявшее свой вкус вино, я в сопровождении верного пса, сошел в спальню. Лег не раздеваясь, но сон отчего-то не приходил. Может, потому что невольно вспоминалась единственная ночь, проведенная с Лаурэле? Приложив немалые усилия, я постарался переключить мысли на иное: события, которые вместил в себя последний трагический год. Осталось оживить в памяти только его…

Вернувшись на Снежный остров, я сообщил братьям, что в скором времени пришлю корабль с большей частью своей библиотеки, коллекцией разнообразного оружия, оборудованием для обсерватории и магической лаборатории, а также с запасом вина и продуктов долгого хранения.

— Все это добро, по прибытию, переправьте, пожалуйста, в башню, — попросил я их, испытывая в душе понятное чувство некоторой неловкости. — Гм-м, если конечно вас это не чрезмерно затруднит.

— Ну и что в таком случае будет делать наш брат Харальд? Я имею в виду, ежели затруднит? — нахмурил брови, задетый моими последними словами Финнвард.

— Во-первых, я не обижусь, а во-вторых, найму для этих целей кого-нибудь из Кланов наших соседей, — совершенно спокойно ответил я.

— Ты, я вижу, шуток вообще не понимаешь, — с искренним негодованием возмутился Финнвард. — Надо же удумал чего, чужаков на помощь звать! Плохо ты, Харальд, думаешь о своих братьях. Плохо!

— Выручим и сейчас, и потом столько раз, сколько потребуется, — крякнув, поддержал его Эйнар. — Полагаю, ты ведь тоже бросишь все, когда помощь понадобится Снежному острову? Не так ли?

— Несомненно, — подтвердил я.

— Вот и ладно, — с удовлетворением подытожил старший брат, — с этим все ясно. И возвращаться к данной теме не стоит больше никогда.

Мы крепко, по-мужски обнялись. А рано поутру я уехал.

Лондон встретил меня обычным здесь нудным, моросящим дождем. Ну да, о здоровом, пусть суровом климате родной Скандинавии теперь приходилось забывать. Не хотелось, но что поделаешь…

Прибыл я уже вечером, поэтому, отложив визит к Стэну на завтрашний полдень, отправился домой, на улицу Сонных Драконов. Лет пять назад я купил себе тут небольшой, но необычайно уютный и красивый особняк. Эшли вышла мне на встречу с целой кучей упреков, претензий, обвинений в итоге переросших в серьезную ссору. Контраст взаимоотношений в сравнении с Лаурэле, был впечатляющий.

Утром я встал с головной болью, и привычная жизнь забила ключом. Но образ прекрасной эльфийки не тускнел, несмотря ни на какие обстоятельства.

Спустя дней пять после моего возвращения, я попал на собачьи бои. Честно говоря, никогда не любил эти жестокие зрелища, хотя бывать на них приходилось не единожды. Обычно приходил я туда за компанию с моими друзьями: Френсисом, Джеральдом и Ричардом, большими знатоками бойцовых псов.

У толпы, собравшейся возле круглой, хорошо утоптанной площадки, на устах тогда повторялось одно имя:

— Убийца! Убийца! Убийца!