Чем дальше, тем стремительнее становилось течение мыслей. Да и не только мыслей – окружающее сделалось ярче, отчетливей, однако воспринималось отчего-то по частям, фрагментами.
Вот Грач оставил, наконец, инвалида в покое и возвращается. Вот они вдвоем на крыльце. Грач отчего-то морщится и рассматривает ладонь. Дребезжание звонка где-то в глубине, слишком долгое. Понятно, что не откроют. Может, там и нет никого.
Но тут вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла молодая дама – а может быть, барышня. Точно сказать нельзя: лицо ее закрывала модная шляпка с вуалью.
– Господа, что вам угодно?
– А вот что… – сказал Грач и потянулся рукой во внутренний карман – вероятно, за визитной карточкой.
«Прошляпили, сукины дети! – раздраженно подумал Грач. – Проворонили! А ведь в своих рапортах доносили – никакой дамы, дескать, в указанном доме не проживает!»
В общем, с филеров, ответственных за сие безобразие, следовало спросить по всей строгости. Проще говоря – шкуру спустить. Это и будет исполнено. Но после. А сейчас…
Грач сунул руку за пазуху и вытащил револьвер. Упер его стволом дамочке в грудь.
– А вот что… – сказал он. – Веди-ка в дом. Тихо.
Барышня (пожалуй что, так) приоткрыла рот. Но не закричала, нет. Часто-часто захлопала глазами и отступила назад.
Умница.
Грач – за ней. Он слышал, как следом ступил доктор. Парадная дверь закрылась.
Теперь Грач быстренько огляделся. Надо признать, скромная обстановочка. Гравюрки по стенам развешаны, справа в углу – стойка для зонтиков, подле нее притулилась калошница. В глубине высился гардероб.
В прихожую вели две двери – прямо и справа. А по левой стене начиналась лестница в бельэтаж.
– Где? – коротко спросил Грач.
Барышня (по всему, отличавшаяся похвальной сообразительностью) кивнула в сторону лестницы. По ней и отправились: первой – хозяйка, за нею шел Грач. А замыкал эту колонну Павел Романович.
Вышли на площадку. Тут началась анфилада.
Ну, это надолго, подумал Грач, однако ошибся – миновали всего две комнаты, а уже третья была тупиковой. По убранству сразу стало понятно: кабинет.
Не доходя, Грач остановился и потянул барышню за рукав:
– Как зовут?
– Лизавета… Воронцова, Елизавета Алексеевна, – ответила она почему-то нетвердо. Впрочем, Грач догадывался – почему.
– Ты вот что, Лизавета. Скажи-ка мне, где сейчас твои гости?
– Сударь, я одна… Поверьте…
Грач усмехнулся. Ишь ты: «Сударь»! Подумал – не-ет, бабонька, благородных играть тебе – кишка тонка. Юнец какой разве купится. А опытному человеку враз видно: свой желтый билет ты не вчера получила.
Продолжая улыбаться, он сказал:
– Знаешь, я ведь тебя сейчас застрелю. А их возьму все равно. Проще пареной репы. Ну как?
Она немного подумала и молча кивнула. Пошла вперед, не оглядываясь.
Грач – следом. На ходу он сделал такую штуку: левую руку осторожненько вытащил из рукава (причем снаружи было ничего незаметно) и завел назад. Там, со спины, за брючный ремень был заткнут английский пятизарядный «бульдог». Грач обхватил рукоятку, но вынимать не стал.
Так и вошел в кабинет. Со стороны было не особенно и заметно. Разве что пустой рукав болтается. Так мало ли… К тому ж известно: калек часто не принимают всерьез.
Все трое вошли и остановились посередине, и тут чиновник для поручений на какой-то миг все же смутился. А что, мгновенно подумал он, если все это – ошибка? Ведь один раз филеры уже обмишулились.
– Садитесь, – сказал Грач и указал револьвером на казенного вида диван.
Сам встал у окна – самая выигрышная позиция. Огляделся вкруг – тоска; одни стеллажи с книгами. Мебель что ни есть канцелярского вида, глазу отдохнуть не на чем. В углу какой-то коврик скатан в плотный рулон.
Посмотрел на Дохтурова, потом вновь уставился на хозяйку:
– Где они?
Но тут «Лизонька Воронцова» опять взялась за прежнее.
– Господа, – нервно сказала она, – вам, верно, нужен мой муж. Но его теперь нет. Он инженер, служит на дороге. Сейчас во Владивостоке, по делам, и будет на той неделе. Если желаете, я могу телефонировать…
Грач не смутился, весело хмыкнул:
– Очень хорошо-с. Желаем. Телефонируйте.
Барышня встала и подошла к низкому ореховому столику на гнутых ножках, на котором был укреплен аппарат. (Последней модели, отметил про себя Грач, у нас в управлении таких пока нет.) Ему пришлось немного отступить в сторону, чтобы дать пройти, – размеры кабинета были не для троих человек.
Барышня сняла трубку, провернула рычаг:
– Алло-алло!..
В этот момент вперед сунулся доктор:
– Послушайте…
Но слушать его было нечего, доктор наверняка собирался сморозить какую-нибудь глупость – насчет ошибки и прочее. Но Грач все ж немного повернулся в его сторону. И вовремя: краем глаза он увидел, что книжный стеллаж за спиной доктора поворачивается вокруг себя!
– Послушайте, – проговорил Павел Романович.
Он намеревался сказать, что налицо явная ошибка.
Что эта барышня наверняка не имеет никакого отношения к «оппонентам», а потому грозить ей револьвером – дикость и произвол.