Хардкор

М. Б. Я понял, о каком эпизоде речь. Это как раз мы с Васей и, по моему, Чарли, шли в конце колонны и медитативно грызли семечки, практически не отрывая глаз от газетных кульков, – и так, ничего не понимая, забрели на дискотечную беседку, головами уперевшись в животы, облаченные в свитера. И только после этого поняли, что стоим посреди битком набитой люберами дискотеки. Было страшно и одновременно дико смешно. Качки так и не поняли, над чем мы ржали. Но думать им долго не пришлось, потому как на сцену вырулил Саша Дубина, у которого в определенные моменты жизни помимо доброй, почти отеческой улыбки, глаза полузакрывались и как будто покрывались пленкой как у различных земноводных…

П. Ф. Да, это было эффектное зрелище, и, вроде, мы были подростками не сильно кровожадными, но картинка эта впечатляла. Саша один, как труженик села, в шортах и в коже, на голову возвышающийся над всей толпой, зашел в эту клетку и… просто косил людей слева и справа, возможно, без разбора первичных половых признаков. Через непродолжительное время клетка эта была уложена штабелями, а у дверей стояли опешившие вы, и, по моему, еще Женя Круглый, царствие ему небесное. А мы, когда на входе положили первичную костюмированную группу, переместились в сторону этой клетки, где каким-то боком уже оказались вы, и с набегу порвали хаотично группировавшихся деморализованных люберов. Как-то отложился в памяти момент, когда во время набега на толпу передо мной возник человек, который выкрикнул – мол, помнишь меня? – какой-то, знать, был старый знакомый. И я, с ответом «Конечно, помню», вбил его в асфальт, и только какая-то телка-метелка заверещала на весь парк «Ги-итлера уби-или!» Я тогда не сразу въехал: какого Гитлера, почему Гитлера? – и только уже потом понял, что это были позывные того «приятеля». Вот тогда и случился забавный эпизод с Гариком, когда рядом со мной выпрыгнул мужичок с бородкой и стал делать некие кунгфуистские па.

М. Б. Да, это было похоже на эпизод из фильмов про Индиану Джонса…

П. Ф. Я тогда сказал Гарику, который был на понтах великого восточного мастера, что, мол, вот тебе, это по твоей части. И пока они там друг друга гипнотизировали, я просто взял и дал мужичку в ухо: драка-то групповая, а мы, чай, не в Японии. Рассея. Парк ведь только по названию – «культуры»…

Милиция как-то пыталась отделять нас от люберов, но, если честно, это было уже бессмысленно. И потом, придя в себя, эти любера забили стрелку на следующий день на Крымском мосту, где во время сближения групп милицейский «Газик» самоотверженно врезался между нами; как раз тогда милиции впервые выдали дубинки, с которыми они неумело обращались, и некоторые дубинки стали трофеями. А на третий день фестиваля все уже вальяжно пробивались маленькими группами через хорохорящихся, но уже деморализованных качков. И этот момент был переломным. Люберецкое братство, получившее пистонов в собственном логове, раскололось. А неформалы, сгруппировавшиеся вокруг Саши, получили общегородское признание. Были, конечно, еще другие концерты в той же «Зеленке»; причем пресса, которая как-то озвучивала потом эти концерты, уже приписывала «хирургии» название клуба, который возник несколько позже. У меня где-то даже сохранилась заметка, что эти концерты охраняли «Ночные волки», но по сути, такое название было озвучено чуть позже. Тогда это была еще общая тусовка с «Кузни». И позже, весной 90-го, восьмого мая кто-то запустил телегу, что он видел по телевизору анонс, где выступал какой-то балет, состоявший из качков с ирокезами…

Наверное, эту историю о том, как нас заманили в парк, кто-то уже успел рассказать. Я могу лишь дополнить, что именно с меня эта потасовка и началась. Идиот, который спровоцировал участие люберецкой толпы в потасовке, был как раз такой тушинский утюг: он отвесил пинка люберенку, который оказался по совместительству сыном начальника местного отделения, а этот Вадик просто пытался выпендриться перед неформалами, и его после этого эпизода никто больше с собой не брал.

М. Б. Да, в общем-то, эта история уже изложена, я, правда, запамятовал, кто перелезал через решетки.