Хардкор

Появился московский псевдо ку-клус-клан, на моде ношения значков конфедерации. Тем более, что надо было кого-то себе выбрать в противопоставление, а кого выбирать-то в Москве? Евреи тогда как-то на улице не фигурировали, знакомый азербайджанец был фанатом Def Leppard, «Кузня» вообще татарский район– поэтому остались только негры, которых в Москве тоже особо никто не видел, но как-то они под эту телегу подходили, потому что асоциальные подростковые элементы всегда пытались и пытаются до сих пор нагнать побольше жути на обывателя. Действия, которые благодаря нашему артистизму многим обывателям выдавались за чистую монету. Сам понимаешь, доверчивость наших граждан была уже стилизована газетными уловками про бесчинства белокожих наемников в каком-нибудь ЮАР…

Вот, а тогда, весной 86-го года, когда пошел пласт блэк-металла и появилась долбежка в виде Venom, Celtic Frost, Hell Hammer, традиционными были выезды в Парк Культуры, где всяческие металлисты собирались и слушали свои «адские» записи и налаживали связи. Причем вся та тусовка уже жила легендами, что именно на этом месте еще в 84 году тусовались крутейшие металлисты. И тогда я узнаю, что день рождения Ковердейла, которое положило начало этой тусовке, было не хаотично спонтанное, а сознательно организованное Эдуардом Борисовичем Ратниковым, известным в наших кругах как Эдик Саксон. Тогда же мы зашли на какую-то дискотеку, на которой ко мне подрулил детина с татуированным факелом на плече и группой подобных товарищей, и попросил напульсник, якобы на паспорт сфотографироваться. Отчетливо понимая, что начинается кидалово, я ответил, что не дам и завязался какой-то разговор с целью обнаружения каких-то точек эстетического соприкосновения. Таковых не обнаружилось, но выяснилось, что я жил как бы в Солнцево, а он как бы с «Западного». Молодого человека звали Гриша, впоследствии более известным на тусовке как Гриша Фары-Гары. В процессе общения Гриша быстро прикинул, что наш круг общения намного интереснее, чем «люберецкий», а это были первые любера, и он примкнул к нам, и жизнь свела нас надолго.

В этот же день я увидел на ком-то перламутровый значок конфедерации, который, как я знал по журнальным вырезкам, был якобы запрещенным за связи с ку-клус-кланом. По крайней мере, такие легенды культивировались. Значок я этот, конечно же, заиграл, и на воскресной толпе ко мне подошел Саббат, который из множества вещей тоже отметил этот значок. Значок я ему не отдал, но я тогда как раз узнал, что он собирается перебираться в Крылатское. И на этой почве мы завязались, поскольку Москва все еще расселялась, и многих подростков судьба могла закинуть куда угодно. На тот момент выдавали квартиры именно в Крылатском, куда позже переехал такой товарищ с позывными Монстр, который на тот момент находился в армии. А у меня был значок с Саббатом, а у Саббата, жившего на первом этаже, накануне залез какой-то «форточник» и помыл кучу вещей, в том числе и такой же значок. И как-то мы завязались, разговорились, и я стал к нему на «Кузню» приезжать. Там уже была «генеральская» тусовка, от которой я держался поначалу на расстоянии.

Инфильтрация в рядах неформальной тусовки была жесткой и определялась музыкальными знаниями и знаниями неформального фольклора, состоявшего из полуфантастических историй. А Дима всегда был озабочен наличием малого количества «нормальных» людей, и мы с ним стали наезжать на разные места. Гриша нас постоянно отмазывал от только-только появившихся люберов, потому как знал все их примочки, да и вообще любил разруливать ситуации один против двадцати. Даже когда были явные намерения загасить таких красавцев, как мы, Гриша выходил и одновременно общаясь с тремя, а то и больше, убирал по базару всех так, что, расставаясь, любера прощались и жали нам руки…