Хардкор

Пузатовский «клуб» жил самодостаточной жизнью. Мы как-то с кем-то прогуливались рядом с домом на набережной близ «Ударника», который был увешан всяческими почетными досками, которые у меня как у «ярого антисоветчика» не вызывали особого трепета. Там я встретил паренька, который искренне удивился, что я курю сигары Partagas, которые стоили два с лишним рубля в пятигильзовой пачке. Еще больше он удивился, когда увидел значок конфедерации и узнал, что я слушаю Motorhead. Моя очередь удивляться была чуть позже, ибо парнишка оказался другом Саббата и проходил под позывными Коля Нос. Коля внес серьезные коррективы в наш уличный фольклор; так получилось, что собралась удивительно редкая кампания клоунов, которые умудрялись высмеивать все с особым молодежным цинизмом. В ход пошли психологические схемы, а кругозор меломанский расширился за счет общения от хеви-металла до новейших авангардных групп и художественных течений. Коля имел особый дар убеждения, которым он умудрился даже Гришу с его люберецкими замашками приобщить к творчеству The Cure.

Процесс перманентного стебалова вел к тотальному раскрепощению, которое держалось в рамках уличного пацанского опыта. Весь драйв от музыки, помноженный на хохот, составлял основу движущей по жизни силы, и новоприбывшие люди проходили тест на стеб. Все сыпали афоризмами, шутки и анекдоты сочинялись на ход ноги, и так создавался тот самый пресловутый неформальный фольклор, о котором еще долго рассказывали в своих опусах и воспоминаниях перекрасившиеся комсомольцы. Все люди с серьезными намерениями либо простебывались, либо отшивались; и плотность событий, а также их значимость для трещащей по швам системы, были ужасающими.

К концу 86-го года тусовка стала настолько разнородной, что представляла из себя костяк-«генералитет», отдельные очаги неформалов первого эшелона, ауру из поклонников и лиц, решивших к тому времени делать бизнес в этой среде. «Кузня» стала местом дислокации основы тусовки. Тогда же я узнал от Пуза о существовании Джоника, которым Дима восхищался, и который к тому времени был для нас, шестнадцатилетних подростков, взрослым тусовочным дядькой. В это же время активизировалась вся гопота, включая афганцев, которые с криками «бей фашистов!» кидались на всех, кто попадал, по их мнению, под это определение. Знаменитой на тот период фразой была: «Мы за вас там кровь проливали, а вы здесь наших баб пялили». Это было серьезной претензией, за что отоваривали их не по-детски.

И центр неформальных развлечений возле метро включал себя множество разнородных персоналий, одни из которых в нынешнее время являются вполне себе респектабельными миллионерами, как Игорь Леппард, и таких оторванных людей, впоследствии сгоревших в рок-н-ролльном угаре, как Гриша и Женя. Потом стал приезжать на «Кузню» Хирург, причем появился он сначала на концертах вместе с группой неформалов, включавших Ганса Гольяновского, Пирата, Лешу Блинова, Егора Зайцева и Ганса Ирокеза – довольно разноцветной тусовкой с явным панковским уклоном. Тогда же состоялись совместные поездки в зоопарк на смотрины бородавочника…

В то же время же прозвучала фраза Хирурга, да не обидится он на меня, что он, наверное, не металлист, а панк. Этот период связан с еще непонятным для нас мощным наплывом в центр города разнообразнейших панков, на которых даже мы не знали как реагировать. Стиль был настолько новый и неопределенный, что это порождало массу дискуссий. Вещи в костюмах были недорогими, но ими манипулировали с таким артистизмом, что выглядело это необычно и эффектно. Появился Ангус, позже переименованный в Гнуса, и его товарищ из Тушино, ЦРУшник. Гарика тогда я еще не знал, но впервые пересекся и с вашей тусовкой.

М. Б. Да, мы там курсировали в целях захвата хипповской дворницкой вместе с Арменом и Нациком, потому что уже решили, что домой нам в таком виде не следует.

Л. К. Был еще с вами фанатствующий хиппи Сироп. Был еще такой Майкл Крейзи, у которого можно было переночевать. Люди старой хипповской темы. Коллективы были разные, и начались различные дискуссии, но появились любера, и все от металлистов до индепендента объединились общей идеей противостояния, которое выражалось в скоординированном посещении концертов. Появился ДК Горького, он же клуб любителей тяжелой музыки «Витязь», в котором появился экзотического вида Алан, на котором висели все значки советского периода, и в паре с Марго это все выглядело неотразимо. Все поведенческие особенности этого тусовочного клубка смахивали на ярко выраженную психопатию, но настоящая клиника была в глазах советского населения, которое появление этой яркой и шумной толпы выводило из ступора. Возник еще такой взрослый человек Граф, который работал дворником во дворе Анны Ахматовой и был увлеченным монархистом и диссидентом. Тогда в стиле нашей тусовки появился еще один оттенок-монархический, вместе с эстетикой царских орлов и выражением «Монархия-мать порядка»…