Хардкор

И когда устроили вот такую панк-ассу в Горбунова, Ник-Рокенролл опять попал в опалу и собирался свалить в Сибирь. Собрал и я дорогие мне вещи в виде магнитофона и кассет, позвонил Коле и – все, «привет Москва». Он как раз уезжал в Новосибирск. Забились и поехали. Магнитофон где-то в ресторане загнали, чтоб хоть какие-то деньги были. А в Новосибирске попали с корабля на бал. Только приехали, а там как раз день рождение какого-то персонажа из группы «Путти». Хорошая, кстати, группа.

Я приехал с зеленым ирокезом и еще адмиральский китель у меня был. В общем, настоящий главнокомандующий. Там такого стиля вообще не было, за что я сразу был причислен к иностранцам. Выделили нам лежбище, пригласили на открытие местного рок-клуба. Девушка там какая-то из бухгалтерии по совместительству литовала тексты. Я ей честно написал все тексты «Консула» про любовь. Отыграли как обычно, шумно. Ник сделал себе харакири бутылочной «розочкой» и кровью нарисовал звезду со свастикой внутри на сцене. Я себе руки искромсал. Получилось нормальный такой суицидальный перформанс. Перепугали всю местную ячейку, и когда Ник стал вместо песен про любовь петь свои «диссидентские» тексты, смотрим – уже и менты на подходе. Мы в окно гримерки сиганули и опять пустились в бега. Поехали в Омск, потом опять в Новосибирск вернулись. Патрик Хромой еще с нами был. Он как раз в Новосибе и сказал, что Ника «приняли» и надо «ноги делать». Оказывается, это потом уже выяснилось, в Москве уже висели в розыске наши фотографии на стендах «их разыскивают зачем-то», и метания мои уже вышли на уровень всесоюзного розыска. Всех одноклассников шмонали, пробивали все телефонные книжки. И я принял ответственное решение – вернулся в Москву, пришел в ментовку и сказал: «так и так, ничего не понимаю, но отдаю себя в руки советского правосудия». Они обрадовались, стали пробивать явки. Я им все окружные помойки сдал, как место пребывания. Сказал, что, мол, все – я ваш, только вот надо мне с врачом лечащим посоветоваться. Тут же из отделения в диспансер, и в «убежище». Руки за спину, переселяемся. Заперся в «дурке» и отделался полугодом общего режима без особых процедур. В больничке обнаружилось немалое количество музыкантов и поэтов людей с усложненной внутренней духовной конструкцией. Были еще такие персонажи-вредители которые, работая на шоколадной фабрике, нагадили на конвейер и долго пытались объяснить врачам, зачем они это сделали. Видимо, не получилось. Да, путей было немного. Я когда окончил школу, то был вызван на спец-комиссию по делам несовершеннолетних, где меня должны были приговорить к какому то спец ПТУ, потому как работать я отказывался. Статью за тунеядство никто не отменял. Собственно, так и получилось, что после школы я сразу вышел на пенсию. Взял инвалидность, чтоб не отвлекали и занялся личным творчеством. Но полгода, а то и больше выпали напрочь. Что было-то?..

М. Б. Да ничего особенного. Городской культурный центр и правопорядок был поставлен в позу буквы «зю». И опять же, замечу: если бы мальчишек не злили и не стравливали, то, возможно, все было бы по-другому. Поскольку все было достаточно шутейно. А с другой стороны – обидно. Вроде бы все уже разрешено, рок какой-то везде, новое искусство и даже кино; неформалы всякие бредят и тусуются. А рокеров и клоунов прессуют так же. Первые сами за себя постоять могли из-за сплоченных рядов. Хипню за 87-й год сдуло в массе с улиц. Остались либо хипстеры, либо совсем семейные, которым было так же наплевать на все, как и нам. Молодняк забили «люберами» на «Яшке», «Гоголях», в кофейне на Петровке. Здесь особо отличились «лыткаринцы». Была создана мода на то, чтоб меломанов гасить – и их гасили по одиночке: рвали сережки из ушей, стригли панков и хиппей, раздевали модников, вывозили с дискотек и насиловали дискотечных дурочек. Вот такая вот занятость образовалась. Со всей пролетарской ненавистью. Долго это продолжаться не могло, хотя бы на уровне понимания того, что люмпенов и лимиту стравили со средним классом уже несоветского общества.

Л. У. Хотя под эту моду кто только не попадал. Наши перовские, не «Бермуды», косинские тоже рядились во что-то и толпами ездили, как они это называли, «волосатиков погонять». Хотя там, кроме жабы неутомленной и спермотоксикоза, другой идеологии не наблюдалось. А по мне, это все естественно развивалось. Пожилые хиппейцы запросто убирали по базару, «индейцы» цепями велосипедными отмахивались, рокерам грозили издалека.

М. Б. С «панками» вопрос был предельно прозрачен. Но результаты общения были непредсказуемые. От какого-то травматизма до вполне нормальной дружбы на хулиганском флюре. В целом этот прессинг привел к тому, что было застолблено место на Никитской как коммуникативный форпост: выбирался сам собой, слева – кафе на бронной, где зимовали рокеры, через бульвар – МХАТ, на севере «Тишка» и «Патрики». Все под рукой и оперативно связано параллельно уже «люберецкому» Арбату. Откуда три года грозили, но ни разу не пришли. Приходилось наносить визиты самим.