Салфетки на руке уже можно было выжимать. Я швырнула их в корзину для бумаг, наложила на руку новый самодельный бандаж и вновь откинулась в кресле: руки на подлокотниках, ноги скрещены в лодыжках, брови сцепились над переносицей не на жизнь, а на смерть.
- Я прочитала вас, хотя на мне были перчатки. А, может быть, все было наоборот. То есть, вы хрен знает как вломились в мой котелок и бросили туда свое зерно-воспоминание.
Девушка высморкалась в платок.
- Скажите, что... что вы увидели?
Что я прочитала, не снимая перчаток. Вот что она имела в виду под 'увидели'.
Я вздохнула. Пожалуй, мелочно было бы, брызжа слюной, вскакивать и орать что-то в духе: 'Попрошу не соскакивать с темы, кто кого ментально поимел!'.
- Похороны. Дождь, черные зонты, мужчина с лилиями...
Я запнулась.
Мужчина с лилиями.
Ошибки быть не может: этот тип вчера открыл передо мной дверцу 'БМВ'! Парень с обритой головой. Тогда, на кладбище, у него были рыжие кудри, тяжелые и потемневшие от воды.
Я знала, чьим прихвостнем был бритоголовый, и подняла руку, заставляя белокурую девушку замолчать.
- Чьи то были похороны? - спросила я.
Милана съежилась, и до меня дошло: эта рана все еще свежа. Судя по дождю, холоду, деревьям с облетевшей листвой, похороны состоялись этой весной, или прошлой осенью. А, может, раньше. Многие раны не рубцуются годами, некоторые - никогда.
- Близкого человека, - шепнула она.
Белые лилии.
Мама? Сестра? Дочь? Подруга? Я не стала выуживать это и просто констатировала факт:
- Вас или вашего близкого человека однажды что-то связывало с Ренатом Зариповым.
- Откуда вы?.. - Милана судорожно выдохнула и вскочила с софы.
- Горшочек, не вари, - выплюнула я. - Сядьте, успокойтесь, и я отвечу на ваш вопрос.
Она загнанно смотрела на меня, но вняла моему совету... по-крайней мере, частично. Внимание, внимание! Высокая вероятность новых осадков. Белокурой девушке до спокойствия было как мне до Мисс Зеро.
- Скажем, я узнала мужчину с лилиями: вчера наблюдала его среди гоп-компании Зарипова.
Было что-то интимное, безмерно личное в упоминании лилий. Это были чужие воспоминания, жизнь глазами другого человека. Я словно примерила на себя нижнее белье незнакомца.
- Лирой.
Часто ли вам удается вляпаться в подобную ситуацию, в какую вляпалась я? В Зеро живут тысячи и тысячи людей, но - надо же было влететь именно в Милану! А уже через пару часов - в Зарипова.
Я нахмурилась:
- Так или иначе, Лирой показался мне адекватнее того увальня с женской кличкой.
- Вы о Кире. - Блондинка сжала руки в кулаки, ну, левую руку, правая напоминала птичью лапку, пальцы не сгибались до конца. - Берегитесь Кирилла. Он чокнутый. Но куда больше остерегайтесь Лироя.
- Лирой не выглядит как тот, кто отжимается на кончиках пальцев.
- Харизма, послушайте меня, - в ее голосе прорезались нотки паники. Она зачастила, будто не поспевала за мыслью: - Лирой - самый опасный из окружения Зарипова. Он не просто чокнутый, он... - Она не договорила. Ее глаза были двумя озерами, в которых плескались волны паники и страха; ее страх передался и мне, но я постаралась сохранить безмятежное выражение лица.
- Что - он?
- Я... я не могу об этом говорить. Простите, Харизма.
- Ладно, Милана, не беда, я приму информацию к сведению. Для расширения кругозора. Дело в том, что я больше не планирую попадать в то окружение.
Даже для меня мои слова прозвучали неубедительно.
- Что бы ни привело вас к Зарипову, что бы он ни требовал от вас, я буду молиться в надежде, что однажды он забудет о вас.
По спине пробежал холодок.
- Требовал, - повторила я.
- Обычно он избегает этого слова, предлагает деньги, - Милана глубоко вдохнула и шумно выдохнула, - или начинает угрожать.
- Либо то и другое одновременно. - У нее расширились глаза, и я безрадостно ухмыльнулась, покачала головой: - Молитвы тут не помогут.
Я подумала об очеловеченном шимпанзе; о том, что слишком много; о Милане, в жизни которой однажды случилось что-то очень нехорошее, из-за чего она теперь боится Зарипова и его веселых ребят как огня.
Как бы я не хотела впредь избегать Зарипова, но в один прекрасный момент одного желания станет недостаточно. Мы еще встретимся, и я должна быть готова к этой встрече. В моей сумочке - пистолет. О такого рода готовности я говорю.
Когда Зарипов в следующий раз полезет во внутренний карман пиджака, он вытащит из него вовсе не конверт с деньгами.
Что ж, я попала в серьезное дерьмо.
Я пошарила рукой под столешницей и наткнулась на прилепленную скотчем пачку сигарет. Кому-то работается спокойнее с иконой или с портретом Президента над головой, мне - с пачкой сигарет под столом.
- Сигаретку? - предложила я.
Я смотрела на Милану сквозь перламутровый дым.
- Что у вас с рукой, Милана?
Она неуклюже держала сигарету между указательным и средним пальцами правой руки. С такими пальцами можно забыть о красивом почерке.
- Травма.
Я вспомнила платок, поддерживающий ее руку на похоронах, и мягко произнесла:
- Разбитые костяшки. Травма, серьезно?
Она обхватила перламутровый фильтр губами. На фильтре не осталось ни следа помады.
- Вопрос ребром: вы чтец, Милана?
- Нет.