Я смотрела во тьму, и не видела ничего. Ничего из того, что, вполне вероятно, только и ждало, чтобы внести немного боли в мой и так неудавшийся субботний вечер. А я нифига не видела.
Ладони вспотели, во рту пересохло. Я ухватилась на ближайший корень и попыталась найти ногой опору.
Где-то хрустнула ветка. Судя по звуку, очень большая ветка.
- Что это? - прошептал Лирой.
Я обернулась, но, кроме черного силуэта бритоголового парня, ничего не разглядела. Промозглая морось усилилась, грозясь стать ледяным дождем, дрожь сотрясала тело. Впрочем, дрожала я не только потому, что замерзла.
- Ветка сломалась, - шепнула я в ответ.
Мы оба шептали, хотя, казалось бы, всего-навсего треснула ветка. Что в этом такого, в самом деле?
- Почему она сломалась?
Я хотела сказать, что, видимо, это была очень сухая ветка, к тому же, вон какая непогода. Но я не сказала этого. Это было бы неправдой.
- Не знаю. Но у меня есть фонарик. Можем посмотреть.
Лирой мотнул головой.
Я сделала один неуверенный шаг в пологую скользкую тьму, другой, третий... Правая нога отреагировала на спуск и заныла, к тому же, подошва кроссовок не рассчитана на крутые спуски. Я вскрикнула, шмякнулась на задницу и проскользила несколько метров. Я судорожно пыталась за что-то уцепиться. Ветка хлестнула по лицу, щеку обожгло. Наконец, я остановила скольжение. Сидела, изо всех сил стараясь удержаться на месте, и во все глаза таращилась во тьму. На луну вновь наплыли облака, и темно стало не только в овраге.
- Харизма? С вами все в порядке?
Грязь забилась под куртку, под свитер, в штанины джинсов. Сердце пропустило удар. Я проверила, на месте ли пистолет. Он был на месте. Как и вырезка.
Я подтянула под подбородок правую ногу, затем левую, и попыталась встать. Меня качнуло. Плохая, плохая идея! Я посмотрела вверх и на фоне неба разглядела силуэт Лироя.
- Да, - сказала я, но мою глотку не покинуло ничего, кроме хрипа. Я прокашлялась, постаравшись сделать это как можно тише. Тише не получилось. От запахов гниения першило в горле. - Да, - повторила я.
Треск был подобен пистолетному выстрелу. На этот раз треск прозвучал значительно ближе. Что-то большое ломало ветки как сухие травинки.
Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. Никогда прежде я не испытывала такого всепоглощающего, головокружительного страха. Я таращилась во тьму, пальцы левой руки погрузились в месиво листвы и земли, правая цеплялась за корень, или чем бы та ерунда ни была.
- Ты добралась до дна?
Доктор, господин Официоз скончался.
- Нет.
- Что ты видишь?
Я нервно улыбнулась и попыталась расслабить плечи и шею, но ничего у меня не вышло.
- Не видно ни зги.
- Там что-то есть.
- Где?
- Там, за поляной.
Треск вновь повторился. Каждый сантиметр моего тела отреагировал, покрывшись мурашками. Несмотря на холод, я искупалась в липкой испарине, майка прилипла к спине, одна из бретелек бюстгальтера спала на плечо. Двойное расстройство.
Что я могла сказать Лирою? Что я на это и рассчитывала? Что неизвестное чудо-юдо должно расправиться с ним?
А я? А что я? У меня были два куска свиной вырезки, пальчики оближешь. Я вверила свою жизнь карманному пистолетику и двум кусками вырезки.
Умной меня не назовешь.
В 'Аленьком цветочке' зверю не нужна была вырезка - он воспылал чувствами к красивому сладкоголосому бифштексу. До Настеньки одиннадцать девушек побывали в его владениях. Куда они делись? Отпустил ли он их по домам? Ой, вряд ли.
Я бы сейчас многое отдала за то, чтобы оказаться за километры отсюда, облитая электрическим светом и искусственным теплом. Но - поздно. Однажды решившись на что-то, нельзя поворачивать назад. Нельзя не потому, что нельзя, а потом что некуда, вашу мать, поворачивать. Я сидела на склоне оврага, в кромешной тьме. Наверх мне путь заказан. Я могла двигаться только вниз. Не самое обнадеживающее направление.
- Днем во втором часу заблудилась принцесса в лесу. Смотрит: полянка прекрасная. На полянке землянка ужасная. А в землянке - людоед: 'Заходи-ка на обед!'.
- Что ты сказала?
- Ничего, ничего, - я сглотнула смех, ничего общего не имеющий с хорошим настроением и весельем.
Я могла попытаться выкарабкаться из оврага, и что было духу припустить к трассе - туда, где Лирой оставил машину. Паршиво то, что я не помнила, в какой стороне трасса. Кристина называет это топографическим кретинизмом, я - плохой ориентацией на местности. Я себе явно льщу.
К тому же, сомневаюсь, что Лирой отпустит меня за красивые глазки. Пусть он напряжен, а в голосе слышен звон страха, но это не делает его менее опасным. Я находилась в глуши, за чертой города, в компании психа, делающего явью ваши кошмары, и неизвестного, но весьма крупного парня, который ломал толстенные ветки как спички, целеустремленно продвигаясь к поляне.
Вдобавок ко всему, на открытом пространстве я буду как на ладони. Овраг был хоть каким-то укрытием. Взрослому человеку потребуется десять секунд, чтобы перебежать поляну. Не-человеку и того меньше. У тварей, которые способны сломать небольшую березу, обычно достаточно широкий шаг.