Дрогнув, словно в спазме, чернота всосалась в три воронки и стала глазами и ртом.
Я вскрикнула, когда Голова повернулась ко мне. Но, по-видимому, смотреть на пятидесятикилограммовый шмат потерявшего марку жилистого мяса Голове наскучило, - как лампа на маяке, она развернулась к Зарипову. Даже Лирой прекратил крутить задницей и стоял, как в землю вкопанный; на физиономии иллюминирует сладкое томление.
Втянув воздух через дыру рта, будто хотела его засосать, Голова вплотную придвинулась к Зарипову. Красные от крови руки Зарипова дрожали над развороченным коленом. Голова передвинулась к Кириллу. Затем, как на шарнирах, к Лирою.
Следующая на очереди я.
Только у нас, только одна ночь. Слезы Земли в Зеро.
Мать же вашу так-растак.
В ноздри ударил резкий запах слякоти, леса и мокрых перьев. Движение слева. Я повернула голову и тут же пожалела об этом; лучше бы на мне были шоры.
Девочка трех годков, в голубеньком кружевном платьице, катила игрушечную коляску. Розовые пластмассовые колеса поскрипывали. В голове словно что-то взорвалось, под темечком разлился жар. Не могу сказать, что именно вселило в меня первобытный, дикий ужас: девочка, похожая на ангела, в платье цвета глубокого чистого озера, или этот звук, наталкивающий на мысли о запустении, заброшенных детских площадках, смерти.
В конце концов, фильмы ужасов учат нас не выживать, а умирать наиболее болезненным образом.
Я не хотела умирать, без дураков, ребята.
Взгляд прокладывал дорогу дальше. Подхватив подол белого платья, стройная беловолосая девушка ускорила шаг. Сразу за ней шла скромно одетая рыжеволосая женщина с испуганными молящими глазами.
Кирилл разрыдался. Он пытался встать, но не мог - всякий раз плюхался обратно в грязь, бессильно рычал, глотал слезы. Малышка в голубом платьице оставила коляску и топала к нему.
Я подумала: еще минута - и я спекусь, съеду с катушек.
- Кира, Кирочка! - Грязными окровавленными руками Кирилл убирал волосы с кукольного лепного личика, гладил малышку по щечкам и курносому носику. И платьице, и словно бы подсвеченная изнутри кожа курносой малютки оставались чистыми. Как если бы он и не прикасался к ней вовсе. - Я так по тебе скучал, так скучал! Ни одна пчела больше не обидит тебя, обещаю...
Так вот почему...
У меня сжалось сердце.
Кто-то носит с собой фотографии, кто-то - делает татуировки, кто-то - называется именем мертвой дочери.
Малютка выглядела как подожженная куколка на пути из пылающего кукольного домика.
Маргарита стояла перед Зариповым на коленях, он обнимал ее, а она, прикрыв свои огромные светозарные глаза, перебирала длинными пальцами его редеющие волосы. Пожалуй, пальцы были чуть длиннее, чем положено, но кому интересно мое мнение?
Что-то неразборчиво лопоча, Лирой засахарился в объятиях рыжеволосой женщины. Что обнимал Лирой? Что замаскировалось под человека не хуже, чем ядовитый гриб маскируется под съедобный?
Какой-то гребаный психоз, от которого кожа по всему телу ноет от затянувшейся процедуры акупунктуры доктора Ужаса. И ты не можешь сказать 'довольно, баста, закругляемся', нажать на кнопку, откинуть плед, отставить миску с попкорном и пойти на перекур. Потому что все это реально, все это действительно происходит с тобой.
Чему также учат фильмы ужасов, так это бегать и кричать.
Я зашарила рукой по шершавой влажной коре клена в поиске точки опоры. Ухватиться было не за что, зато я еще больше разодрала ладонь. Большой успех молодого спортсмена.
Когтистая лапа вынырнула из тьмы, будто аквалангист из толщи воды, и раскрылась передо мной - этакий огромный оперенный цветок с острыми лепестками. Я шарахнулась, впечатывая спину в ствол клена, чувствуя, как расширяются мои глаза.
Голос прокатился над Приречным кладбищем, как гром; он не был похож ни на что, что я прежде слышала. Жар под темечком заполнил лобные и височные доли.
- Хар-р-ризма, - прокаркали Слезы Земли. - А чего хочешь ты?
Вычеркнуть из памяти события прошедшей недели. Заболеть выборочной амнезией. Прийти в понедельник на работу, по дороге заскочив в 'Земляничные поля', оттрубить до девяти вечера и поехать домой, где меня будет ждать душ и уютная постель. Спать и не видеть кошмары.
Вот чего я хочу.
На ладони чудовища вспыхнули золотистые огоньки - рой искорок, терзаемых невидимым ветром. И закружились, закружились, гипнотизируя, делая мой взгляд стеклянным, мутным... Я поняла, что держу порезанную руку крепко сжатой в кулак, впившись тем, что осталось от ногтей, в развороченную ладонь, провоцируя вспышки боли не менее яркие, чем световое представление на лапе Слез Земли. Боль отрезвляла.
- Чего хочешь ты? - повторил демон.
- Ничего, - ответила я.
- Твоя бабка вновь может быть с тобой.
Быть подожженной куклой на пути из пылающего кукольного домика? Чтобы забрать меня с собой? Затащить меня в пламя?
Никогда не сомневайтесь: если человек умер - он умер. Точка. Его не вернуть. Более того, не надо об этом разговаривать с девятипалым чудовищем, спасибо-пожалуйста.
Я замотала головой:
- Она и так со мной. Всегда. Вот здесь, - я коснулась груди.