Харизма [СИ]

  Зарипов коснулся раны на шее и уставился на красные пальцы. Он все таращил, таращил, таращил глаза на кровь на своей руке.

  - Заранее сильно извиняюсь, братюнь, - обратился бритоголовый к Кириллу, - но мне нужен мой нож. Потерпи, ладненько?

  Я зажмурилась.

  ...Вытирая лезвие о брюки, Лирой переключился на Зарипова: пистолет в руке из плоти и крови, нож в руке из ветвей.

  Зарипов принял боксерскую стойку.

  - Мне всегда нравилась сказка об Оловянном Солдатике, поэтому у меня вопросик, - Лирой вскинул брови. - Если я прострелю вам коленную чашечку, вы будете также стоять?

  - Зачем? - спросил Зарипов.

  - Что - зачем?

  - Зачем ты это делаешь?

  Лирой пожал плечами:

  - Почему мы делаем то, что делаем? Потому что люди?

  - Назови свою сумму.

  - Нет-нет, что вы! Деньги меня не интересуют.

  - Тогда что?

  - Слезы Земли.

  - Нет!

  Лирой заткнул пистолет за пояс и переложил нож в правую руку.

  - Не люблю, - сообщил он, поджимая губы, - когда мне говорят 'нет'.

  Зарипов в несколько шагов преодолел разделяющие их метры. Он был ниже Лироя, но габаритней. Гонг! Зарипов сделал выпад левой. И тут же вдоль его локтевой кости открылся длинный глубокий порез, с влажно взблеснувшей костью на дне этого темно-красного каньона.

  - Видите, как на меня действует ваше 'нет'?

  Зарипов зарычал. Еще один выпад. Еще один глубокий порез.

  Лирой может резать Зарипова до тех пор, пока тот не истечет кровью.

  - Вы не хотите упрощать это для меня, не так ли? Придется упростить мне. Дамы и господа, Оловянный Солдатик! - Лирой достал пистолет и прострелил Зарипову коленную чашечку.

  Зарипов упал как подкошенный.

  - Тише, мы же на кладбище!

  Бритоголовый сорвал с шеи Зарипова мешочек, ослабил шнурок и вытрусил игральные кости на ладонь. Подняв голову, встретился взглядом со мной.

  Я сжала зубы.

  Лирой воспламенился улыбкой 'мой стоматолог - мой лучший друг' и выбросил кости.

  Вот так просто. В жизни все самое скверное так и случается - до одури просто.

ГЛАВА 40

  По телу заструилось онемение; ноги ватные, сложно сжать руку в кулак. Ощущение вроде того, когда ты, подобно шарику в свистке, болтаешься в полудреме - уже не бодрствуя, но еще и не сорвавшись в глубокую-глубокую нору вслед за кроликом, и не начав просматривать эти красочные мультипликационные фильмы, сваренные твоим подсознанием, - сны.

  Я не верила своим глазам: чернота стягивалась к памятнику, как вода в воронку. Повеяло зимним холодом, изо рта вывалилась перламутровая зефирина. Когда зефирина рассеялась, и я вновь обрела способность видеть, я пожелала ослепнуть. Давайте на чистоту: мне небо с овчинку показалась.

  - И подарочная карта на сто бабосов за то, как провести воскресенье с минимальной пользой для физического и психического здоровья уходит Харизме из Зеро, - пробормотала я, прижимая порезанную кисть к животу. - Поаплодируем же этой шлепнутой корове!

  От пропитанной холодом черноты отделился ворсистый сгусток. Если тьма может отделяться, словно котлета по-киевски под ребром вилки и быть ворсистой. Если это не обман зрения. Черт, слишком много 'если'.

  Я захрипела от ужаса и вжалась в ствол дерева, будто могла с ним мимикрировать. Что ж, принимая во внимание тот факт, что мохнатый сгусток стал обретать очертания головы, то впору повысить свои притязания. Например, проснуться.

  Но это не был сон, а я не лежала под одеялом, окунув физиономию в подушку, в своей теплой уютной кроватке.

  На серый от дождя мрамор опустилась мохнатая кисть, затем вторая. Когти, не уступающие по длине моему предплечью, заскрежетали по камню. Заскрежетали? У меня душа в пятки ушла. Было в этих руках что-то... птичье. Да и не руки это были вовсе, - лапы. С куриными когтями. То, что я приняла за шерсть, могло оказаться и перьями.

  Тьма покачивалась, рябила, дышала. За зрелищность - высшая оценка. Не хватало клоуна с шарманкой и обезьянкой в шапочке с кисточкой, скалящейся, хватающей случайных прохожих - зануд, фарфоровых воротничков, детишек с мамами-папами, терпил и жмуриков - за одежду. Только у нас, только одна ночь! Слезы Земли в Зеро! Покупаем билеты в первые ряды. Выходит, я счастливица - у меня лучшее место в зале. Я испытывала сомнительное чувство радости по этому поводу.

  Лирой пританцовывал и восторженно зубоскалил. Однако то, что один человек находит классным, не обязательно является таковым для другого. Никто не разделял чувства бритоголового наглеца. Боль, а особенно сильная боль, когда окружающее гротескно искажается, изо рта шуруют слюни, а из глаз - слезы, делает с вами такое. Вы становитесь грубоваты, шумны и эгоцентричны. Поскольку в торнадо боли вертелись все, кроме Лироя, я готова поставить свой полугодовой заработок на то, что оттягивался он на славу.

  Взгляды Зарипова и Кирилла был притянуты словно магнитом к клубящейся тьме.

  Мы - просто еще одна стайка зрителей с перламутровыми шариками на полупрозрачных пуповинах, тянущихся из раззявленных ртов.

  Над птичьими лапами, словно декорация на День города на Фестивальной площади, зависла голова размером с легковушку. Вместо лица - лоснящаяся чернь.