Харьковский Демокрит. 1816. № 3, март

Должник бывает лих,

Ещё он вздумает за них

Прицепку сделать и ругаться.

Читатели, прошу, простите,

Вперёд не стану отступать,

И, если слушать вы хотите,

Опять начну я продолжать.

Мы все имеем недостатки,

У всякого есть свой порок:

Подьячий брать охотник взятки,

Философ любит винный сок,

Певец Утая – отступленья,

Педант – без умолку кричать,

Иной – чужие сочиненья

На свой манер переставлять,

Льстец рад пред барином большим

Хоть в три погибели согнуться,

Когда ж учёных два столкнутся,

То в целых не остаться им:

Наверное, что подерутся…

Но нет! Довольно отступать,

Я слишком далеко отбился,

Уж может быть, – кто может знать –

И дед Затей наш разрешился.

Он, бедный, потерял терпенье,

Яйцо с досады раздавил,

И этим самым ускорил

Сынка любезного рожденье.*

Мслвч.*

________________

2

Интерес

(Сатира)

Учёные умы, позвольте мне узнать,

Доколь вы будете нам книги издавать?!

Доколе будете, запершись в кабинете,

Чернилом убелять тьму сущую на свете?

Уж и без вас давно все люди говорят:

Кто праведен, тот прав, кто грешен – виноват.

Вы ж, если смыслите, так покажите средство,

Как можно избежать, на свете живши, бедства?

А если и сего нельзя уж вам сказать,

То хоть скажите нам – кто злу всему есть мать?

«Законы слабые», – один нас уверяет,

«Примеры вредные», – другой предполагает,

Но третий, возразив, с досадой вопиет:

«От роскоши всё зло произошло на свет».

Поклон мой сим умам и мыслям их вернейшим,

Поклон всем авторам викариям первейшим.

Я твёрдо верую, и присягну сей час,

Что книги их нигде не учат худу нас,

Но кто, читая их, уж плохо ныне видит,

Тот неужель мужей великих тех обидит,

Что и свою им мысль приложит для суда?

Спроситься, кажется, не есть ещё беда;

Один лишь Аруэт* себя той спесью славил,

Что посторонние умы в умы не ставил,

А я так думаю, что тем не погрешу,

Когда умней себя о чём ни есть спрошу?

А именно, вот что мой ум не постигает:

Не интерес ли зло на свете всё рождает?*

Не он ли главная причина есть тому,

Что без греха прожить не можно никому?

Сам дьявол, где ко злу всё средство потеряет,

В пособие его всегда употребляет.

Припомните, когда ходил он за Христом

И царство показал богатое перстом,

Употреблял свои все хитры покушенья,

Чтоб сына Божия довесть до искушенья,

То милость обещал, то милости просил

И, наконец, с стыдом во ад отослан был;

Припомните, как вся тогда геенска сила

Подпоры более ни в чём не находила,

Но злой ведь Вельзевул и тут не позабыл,

Что интерес ещё ему на помощь был:

Прибегнул к сладкому сему для смертных яду

И к козням новые доставил средства аду.

В чём сам дух хитростей успеть никак не мог,

Увы, в том интерес тотчас ему помог!

Прельщён Иуда им, и предан Бог на муки.

О, интерес, твои его убили руки! –

Но остановимся о том мы продолжать,

Чего без ужаса нельзя воображать.

Рассмотрим лучше связь дел нам людей подобных,

Разумных, дураков, святых и преподобных.

Рассмотрим пахаря, у коего все дни

В предмете с тернием загоны лишь одни;

Зачем он трудится? За тем ли, чтоб оралом

Чин выпахать себе и выйти генералом?

Иль силится чрез то добиться ко кресту,

Имея круглый год лицо своё в поту?

Иль хочет он святым соделаться от плуга?

Иль лестно для него названье царска друга?

Нет! Он охотою и в старосты нейдёт;

Так что ж причиною таких его работ?

Первейшая – чтоб есть, другая – денег боле

Желается ему достать чрез плуг и поле.

О, интерес, и тут ты тоже, интерес,

Твой видно и в пыли блеск яркий не исчез;

Но пусть то хорошо, что ты к трудам охотишь,

Да чем же после нам за те труды заплотишь?

Привычкой к жадности, привычкой к грабежу.

И что то истина, я твёрдо докажу.

Боится, например, в посты есть пахарь с соком,

И маслом щи подбить считает он пороком;

Боится выбранить кумы своей куму,

И хлеб собаке дать, что нищий клал в суму;

Боится крест стереть, написанный в крещенье,

Боится ворона убить в своём селенье;

Боится курицы, что пела петухом,

И голубей стрелять считает он грехом;

Охотнее готов с своим расстаться домом,

Чем погасить пожар, зажжённый в оном громом;

Боится мельников, боится ворожей,

Боится мертвецов, боится росстаней;*

Короче, он всего боится – уступает,

Где только интерес его не воружает,

А для него готов и вдовий луг скосить,

И в поле сироту копною заделить;

Готов за сноп один вонзить соседу вилы:

Вот как и набожным душам прибытки милы!

Рассмотрим и купца, который и гроша

С тем в руки не возьмёт, не сделав барыша;

Что рыба без воды, растение без влаги,

Хвастун без языка, подьячий без бумаги,

То точно и купец без интереса есть:

Он божество его, и жизнь его, и честь.

От полюса пройти до полюса другого

Не поленится он для барыша большого;

А вера и закон ничто суть для него,

Коль нет ему от них прибытку ничего.

Купец для барыша не только к аду ближе,

Но и за ад ещё готов спуститься ниже,

И если б в Тартаре публиковать подряд,

То точно бы он там был торговаться рад.

Попробуйте открыть вдруг пред его глазами

И рай, небесный дом, и биржу с кораблями,

И посмотрите, что скорей его займёт:

Жилище ли святых иль торг и оборот?

«Един Бог без греха», – вот что, вздохнув, он скажет,

И в зал купеческий вести себя прикажет.

Там смоляной матрос и шкипер с колбасой

Приятней для него, чем Авраам святой: