Харьковский Демокрит. 1816. № 5, май

Бедный скупец, который потом, бездельничеством, мошенничеством, собирает имение для обогащения наследника, есть толстая, серая бумага, употребляемая неважными купцами на обёртку нужных вещей, для людей более их стоящих.

Потом посмотрите, какой контраст скупого! Он лишается здоровья своего, имения и доброго имени среди удовольствий: не имеет ли с ним сходства какая-нибудь бумага? Без сомнения имеет – текучая бумага.

Беспокойный политик почитает всегда эту сторону справедливою, а эту другую всегда ложною. Он критикует с неистовством, аплодирует с бешенством, делается игрою всех народных слухов, орудием бездельников, и никакое впечатление не открывает ему слабости его: он есть тот свёрток бумаги, которой называется ослиным колпаком.

Опрометчивый, вспыльчивый человек, в жилах которого кровь течёт стремительно, заводит ссору при малейшем случае и не может сносить шутки, слова и даже взора: чем вы его называете? – Верно: исчерченною бумагою.

Что скажете о всех наших стихотворцах, добрых и худых, богатых и бедных, которых читают много, или которых совсем не читают? Вы можете положить их вместе с их сочинениями и называть самою бесполезною бумагою.

Посмотрите на юную, кроткую, невинную девицу: она прекрасна, как лист белой бумаги, ничем ещё не замаранной. Счастливый человек, любимец фортуны, может написать на нём своё имя и взять его на своё попечение.

Ещё одно сравнение, и небольшое. Благоразумный человек, который презирает малости и который мыслями своими, поступками, наставлениями, обязан одному себе, а правилом имеет чувствование своего сердца: такой человек есть бумага велень, самая лучшая, превосходная и самая дорогая из всех сортов бумаги.

Франклин.*

____________________

III

СМЕСЬ

I

Отъезд студента на учительство в Олешки

*

На голос: Гой почула моя доля

Знать, в такій родився долі,

Щоби вік прожити в школі.

Тепер вже не буду в службі,

Буду горе терпіть, нужди.

Буду жить с учениками,

Не с воєнними панами –

А все вражі прохвесори

Мені викопали чори!

Шлють мене в уїзд поганий,

А не в повк гусарський, гарний!

Уже сів я на тележку

Прямо їхать во Олешку –

Що ж я буду там робити?

Світ сей дарма тяготити.

Гой, товариші, прощайте!

Жалость к бідному ви майте,

Він не піде воєвати,

Їде хлопців научати,

Букви знали щоб складати,

Та щоб знали, як писати.

Лучше б мені при шаблиці,

Чим при гаспидський таблиці.

Лучше б в платьї буть сребреном,

Чим стоять при досці с мелом.

Лучше б мені в караулі,

В школі чим сидіть на стулі.

Лучше б мені буть при шпорах,

Чим ходити по конторах.

Лучше б мені с киверечком,

Чим носиться с букваречком.

Як би гарно було в тасці!..

Щоб учених взяли трясці!

Я би в війсці легулярним,

Там би був не титулярним;

Тутенька ж в сим згину чині,

Що ж робити в сій годині? –

Своє горенько терпіти,

Щоби мед опісля пити.

Обізвалась так година;

І поїхав парубчина![3]

Мслвч.

_______________

2

План романа a la Radcliff

Разбойники и подземелья,

С полдюжины на 6ашне сов;

Луна чуть светит сквозь ущелья,

Вдали – шум ветров, вой волков;

Во сне моим героям снится

Дракон в огне, летящий гриф, –

Страх, ужас вслед за ними мчится...

Вот вам роман a la Radcliff.

О. С.

______________

3

Кенотафия И. И. Л.

*

Сей муж, лет сорока, оставил бренный свет:

Ни ближним, ни родным потери важной нет;

От жизни позвала во гроб его чахотка.

Ни свету убыли, ни аду не находка!

?

______________

4

К портрету русского Цицерона

В сем виде пред тобой российский Цицерон:

Не именем одним лишь с римским сходен он;

И должность их была сходна между собою,

В храм славы оба шли изящества стезёю;

Один витийством слов римлянов слух пленял,

Другой конфектами вкус русских услаждал.[4]

_______________

5

Два бича рода человеческого

Бичами пущены в сей мир для смертных рода

Два Бонапартия урода,

Наполеон, Люсьен:

Один людей хотел побить, заграбить в плен;

Другой, ведя войну с ушами,

Тиранить вздумал их несносными стихами.[5]

Но милосердый Бог, услышав стон людей,