Хармонт. Наши дни

«Рачий глаз», впрочем, из его ведения изъяли, подвергли вялым экспериментам, результаты которых были признаны бесперспективными и списаны в архив. Вышедший из тюрьмы после трехлетней отсидки Ян нового «объекта 132-С» в Зоне не нашёл, зато нашёл там два фунта «ведьминого студня», которые и вынес в керамическом контейнере, чтобы снова загреметь на три года. Ежи вспомнил, как приехал тогда к подурневшей, осунувшейся Саже и привёз деньги, и как та плакала, закрыв руками лицо, а семилетние близнецы Гуталин и Беляна жались к матери и угрюмо молчали. Дети у Яна с Сажей родились не только разнополые, но и разноцветные – очередной несомненный выверт Зоны, забавляющейся экспериментами на потомках сталкеров. Были оба племянника немногословны, угрюмы, а Гуталин ещё и вымахал к десяти годам ростом с мать и одной левой легко клал дядю Ежи на лопатки.

Надо бы съездить на выходных, подумал Ежи, навестить брата, а то с этой конференцией когда ещё он соберётся. До Хармонта было два часа езды, но выбирался туда Ежи редко и всегда один – Мелисса сказала, что родственные отношения с уголовником поддерживать не намерена. И была, конечно, права – ей хватает отношений с другим уголовником, хотя и служебных. Ежи внезапно стало стыдно – они с Яном с каждым годом отдалялись друг от друга, он мог бы быть более внимательным, и занятость на работе никакое не оправдание.

Никуда Ежи на выходных не поехал, потому что в пятницу началась вдруг внеплановая проверка отчётности, в Институт нагрянула бригада аудиторов, и действия этой бригады по степени вложенного идиотизма превосходили даже эффект от многочисленных запрещающих формуляров, разработанных институтской охраной. Ежи влетело за несоблюдение режима секретности, за перерасход отпущенных на эксперименты средств и за скандал, связанный с беременностью незамужней секретарши шефа. К беременности никакого отношения Ежи не имел, но девице почему-то пришло в голову на должность подозреваемого в будущем счастливом отцовстве назначить в числе прочих и его. В результате к вечеру воскресенья, когда аудиторы наконец убрались, Ежи чувствовал себя разбитым, вымотанным и невинно пострадавшим.

Двадцатитрехлетняя хорошенькая Кэти, приходящая домработница, заварила чай с брусникой и нацедила в рюмку коньяку. В последние годы Ежи пристрастился к ночным колпачкам и уверял, что эту привычку унаследовал от Валентина, не генетически, а по сродству душ. Кэти работала у них вот уже шестой месяц. Это был большой срок, потому что Мелисса обнаружила у себя крайнюю нетерпимость к домашней прислуге и увольняла приходящих девушек за мельчайшую провинность. Робкие попытки Ежи протестовать пресекались на корню. Он подозревал, что причиной тому ревность, хотя за тринадцать лет супружества жене ни разу не изменил и встреч на стороне не искал. К оказавшимся свойственными Мелиссе независимости и скрытности Ежи понемногу привык, как до этого привык к практичности. К постоянному её отсутствию привыкнуть было сложнее, но Ежи терпел – жену он любил и был согласен принимать такой, какая она есть.

– Доктор Пильман.

Ежи запил коньяк брусничным чаем и поднял взгляд на домработницу. Кэти стояла на пороге, сцепив перед собой руки и глядя в пол, так что хорошенькое курносое личико было наполовину скрыто упавшей на глаза вороной чёлкой.

– Слушаю вас, – отозвался Ежи.

– Я вам совсем не нравлюсь, доктор Пильман?

Ежи сморгнул. От расторопной, скромной и молчаливой Кэти он этого вопроса совершенно не ожидал.

– В каком смысле? – на всякий случай уточнил он.

– В том самом.

Ежи замялся. Обижать девушку ему совершенно не хотелось.

– У меня есть жена, Кэти, – мягко сказал он.

– Жена? – Кэти вскинула на Ежи глаза. – Про которую полгорода говорит… – она зарделась, осеклась и смолкла.

– Что именно говорит?

– Будто вы сами не знаете, доктор.

Ежи рассеянно повертел в руках авторучку. Газетные статейки, в которых наглые репортёры намекали на давнюю связь его жены с Карлом Цмыгом, он читал. И, в отличие от тех, что касались наркобизнеса, ни на грош им не верил. Идея представить Мелиссу с Карлом или с кем бы то ни было попросту не приходила Ежи в голову, а насчёт того, что в политике все средства хороши, он слыхал неоднократно.

– Не стоит обращать внимания на досужие сплетни, – сказал Ежи. – Мало ли про кого что говорят.

Кэти смущённо переступила с ноги на ногу.

– Я думала, вам это безразлично, доктор Пильман, – неуверенно проговорила она. – В конце концов, есть мужья, получающие удовольствие от того, что жена путается с кем ни попадя. Я фильм недавно смотрела…

– Постойте, – последние фразы взяли Ежи за живое. – Что значит «с кем ни попадя»? – спросил он строго. – Сплетни сплетнями, но всё, знаете ли, хорошо в меру.

– Да то и значит, – выпалила Кэти. – Год назад пытался за мной ухаживать один парень. Его звали Джузеппе Панини, сейчас он, слава богу, в тюрьме.

– И что? – нахмурился Ежи.

– Да то, что он сын небезызвестного Сильвестро Панини по прозвищу Стилет. Не слыхали о таком?

– Ну слыхал что-то, – признался Ежи. – Тот ещё тип. И что?