Хармонт. Наши дни

– Ты не поймёшь, – сказала она едва слышно. – Есть люди, для которых любовь, симпатии, увлечения – понятия абстрактные. Вещи второго плана. Можешь считать, что на втором плане я симпатизировала тебе и симпатизирую до сих пор. Несмотря на то что ты, по сути, провалил меня. Что ещё ты хотел спросить?

– Я так примерно и думал, – сказал Ежи с горечью. – Я был вещью второго плана. Что ж… Это ты устроила так, что Яна дважды сажали в тюрьму?

Мелисса едва заметно усмехнулась.

– До чего же всё переплелось в этом богом проклятом месте, – с досадой сказала она. – Знаешь, я думаю, это Зона. Это она сплела вас всех в клубок, в котором уже не различишь, кто чей друг, враг или родственник. Карлик ведь тоже где-то твой родственник, не так ли? Он приёмный отец жены твоего уголовника-брата. А значит, родня и мне, – Мелисса невесело засмеялась, – Ступай, – бросила она, оборвав смех, – ступай прочь. Передай своему брату: я сожалею, что его не удавили в тюрьме. Но надеюсь, ещё удавят, если раньше не угробится сам.

Вот и всё, думал Ежи, сидя за столом в кабинете и одну за другой опрокидывая в себя рюмки с коньяком. Псу под хвост, всё пошло псу под хвост. Без малого пятнадцать лет его использовали, как… Он наморщил лоб, вспоминая слово. «Прикрытие» – всплыло оно в памяти. Да, именно. Его использовала как прикрытие женщина, которую он любил. Как ширму. И его труды, его учёная степень, его честолюбие, планы, карьера – всё это оказалось лишь второстепенной важности элементом в затеянной с подачи этой женщины комбинации.

– Доктор Пильман.

Ежи мутным взглядом окинул переминающуюся с ноги на ногу на пороге домработницу.

– Только что передали по телевизору, – застенчиво сказала та. – Сочувствую вам, доктор. Но вы не расстраивайтесь: сообщили, что травмы средней тяжести, ваша жена скоро поправится.

По телевизору, досадливо подумал Ежи. Травмы средней тяжести, надо же. Интересно, можно ли измерить тяжесть тех травм, которые в душе.

– Я хотела лишь сказать, доктор, – девушка зарделась. – Что вы…

Ежи налил в рюмку до краёв и залпом выпил. Что я могу переспать с тобой, когда пожелаю, мысленно дополнил он недосказанное. Только ведь не поможет.

– Идите, Кэти, – проговорил Ежи вслух. – Час поздний, не задерживайтесь.

Едва за домработницей захлопнулась входная дверь, позвонил Ян.

– Спускайся вниз, – велел он. – Прямо сейчас.

– Зачем? – растерялся Ежи. – Что за срочность?

– Расскажу в машине. Пожалуйста, собирайся.

Ежи пожал плечами, спустился вниз и вышел на улицу. Ян уже ждал, нетерпеливо похлопывая ладонями по баранке. Ежи уселся с ним рядом и озабоченно заглянул в глаза.

– Позавчера мы переехали в Рексополис, – сказал Ян, тронув машину с места. – Переночуешь у нас.

– Что случилось? Почему переехали? – удивился Ежи. – Зачем ночевать у вас и к чему такая спешка?

Ян сплюнул в открытое водительское окно.

– Потому что ты можешь попасть под горячую руку, – бросил он. – Не знаю только кому, Карлику или Чёрной вдове.

– В каком смысле? – изумился Ежи. – Прости, не понимаю. Какой ещё вдове?

– Дочери моего покойного дружка Стилета. Остальное я сам плохо понимаю, – признался Ян. – Знаю только, что началась война. Полчаса назад на Чёрном озере застрелили Артура Цмыга.

Карл Цмыг, 52 года, мэр Рексополиса

Когда гроб с телом сына закидали землёй, Карл заплакал впервые за последние сорок пять лет. Он стоял в двух шагах от могилы, рядом с навзрыд ревущей Сажей и не проронившей ни слезинки Диной. Мимо вереницей брели люди, сотни людей – знакомые и незнакомые, пришедшие на кладбище, чтобы соболезновать ему, Карлу. В соболезновании он не нуждался, а нуждался сейчас лишь во сне, потому что не спал двое суток, запершись в кабинете, не отвечая на звонки и не допуская до себя, кроме приёмной дочери, никого. Но когда церемония закончилась, спать он не стал, а велел везти себя в мэрию и звать Носатого Бен-Галлеви.

Лупоглазая продувная рожа Носатого обрела приличествующее случаю скорбное выражение.

– Карлик, – начал он. – Я, ребята, все мы…

– Достаточно, – Карл вытащил из пачки сигарету, прикурил и жадно, в пять затяжек, стянул до фильтра. – Говори. И только по делу. Сначала главное – эта дрянь ещё жива?

Носатый угрюмо кивнул.

– Её охраняют, – сказал он. – Ребята сунулись вчера в клинику, но ушли ни с чем. К ней сейчас не подобраться.

– Не подобраться, говоришь? – Карл перегнулся через стол и схватил Носатого за грудки. – Эту суку надо грохнуть, ты понял? Чего бы это ни стоило! С остальными разберёмся позже, но её надо списать, – Карл перевёл дух, ослабил хватку, затем убрал руки. – Пускай даже потребуется взорвать чёртову клинику, но эта дрянь живой уйти не должна!

– Карлик, – Носатый угрюмо смотрел в пол. – Боюсь, что мы опоздали.

– Что значит «опоздали»?

– Вчера застрелился полковник Харрингтон. Сегодня утром арестован сенатор Джексон. И ещё трое, из второго эшелона. Завтра они возьмутся за первый. Возможно, доберутся и до меня. Не исключено, что и до тебя тоже. Что именно было ей известно?

Карл невесело усмехнулся.