Харроу из Девятого дома

Камилла сняла с шеи мешок. Она держала его в руках и ты видела, что она колеблется, хотя она никогда не улыбалась. Большим пальцем она нежно погладила кожаный шнурок, перехвативший горловину, задержала на нем руку, а потом протянула мешок тебе. Ты приняла потертый мешочек размером примерно в две твои сложенные ладони молча, как будто это была шкатулка с драгоценностями. Ты поняла, что в нем, еще его не касаясь. Но ты не понимала почему.

Ты открыла мешок и извлекла его содержимое. Камилла смотрела на тебя темным, каменным взглядом. В мешке почти ничего не было. Ты держала одну-единственную вещь в руках и изучала.

Это был фрагмент человеческого черепа. Гребень надглазничной кости, криво обломанный кусок теменной, выпуклая скула, обломок, тянущийся до верхней челюсти. Вот и все. Ничего особенного он из себя не представлял: череп мужчины чуть за двадцать, мертвого около восьми месяцев, но реконструкция была просто великолепной. Весь этот фрагмент собрали из крошечных осколков вручную, без участия мага кости. Самые мелкие кусочки были размером с кончик твоего ногтя. Он был кропотливо, тщательно и с большой любовью собран из обломков – причем, судя по некоторым следам, сразу после смерти этот череп взорвался. В местах склейки виднелись крошечные трещины. Ты вертела его в руках.

– Глаза, – сказала Камилла.

Тонкая струйка крови вытекла из правого слезного канала. Ты ее вытерла. Голова раскалывалась.

– Твой некромант, – сказала ты.

– Да, – ответила она после короткой паузы.

Это было невозможно. Когда ты последний раз видела череп Паламеда Секстуса, он был расколот на части пулей, выпущенной из огнестрельного оружия и уничтожившей его лицо. Ты вытерла левый глаз, прежде чем невозмутимый рыцарь успела сказать хоть слово.

– И чего ты от меня хочешь? – спросила ты.

– Страж все еще там. – Камилла встала.

Ты ждала, держа в руках этот результат мучительного труда. Она сказала:

– Он… привязан к черепу. Я хочу, чтобы ты это подтвердила. Вот и все.

Вот и все. Ты повертела череп в руках. Кость, мертвая уже шесть месяцев, все еще излучала танергию. Клочки плоти кто-то тщательно удалил, на черепе не было ни остатков волос, ни следов высохшего мозга изнутри. Ты попыталась вспомнить Паламеда Секстуса, и твои уши снова закровоточили. Ты лихорадочно просканировала свой мозг в поисках причины, ничего не нашла, но кровь потекла сильнее. Ты вытряхнула кровь из правого уха и сказала:

– Хорошая работа.

– Спасибо, что не стала смеяться. Он там, – повторила она упрямо, но сухо и спокойно. – Он призрак.

Ты слишком удивилась, чтобы смеяться, улыбаться или говорить: «Ты смеешься? Да, смешно».

– Нет, – сказала ты. – Призрак, привязанный к неподвижному объекту… призрак, привязанный к неподвижному объекту так долго… давно утратил бы связность и испарился. Он не мог ходить, не мог говорить, не мог ничего чувствовать. Призраки не цепляются за остатки черепа в течение нескольких месяцев.

– Он мог.

– Я уверена, что он обладал… очень сильной личностью, но…

– Нет, я имею в виду, что он специально связал душу с телом, используя магию духа, – объяснила рыцарь. – Мы это запланировали. На случай его смерти. Я знаю, что он это сделал, потому что получила сообщение. Я только хочу убедиться, что это нужная часть черепа. Мы не думали, что будут… фрагменты. Если это не тот кусок, я буду искать другие.

Ты посмотрела ей в лицо. Камилла Гект всегда была очень закрытым, застегнутым на все пуговицы человеком. Выражением лица она не уступала камню перед Гробницей, неумолимому и ничего не выражающему. Но глаза ее… глаза были темными, как сухая земля, не серыми и не карими. Это были глаза зимы, за которой никогда не придет весна. Тебе показалось, что ты увидела тщательно скрываемую агонию.

Она сказала с выражением той же тусклой, пустой, алмазно-твердой боли:

– Офицеры Когорты… унесли его, и не знаем, где положили его.

Твоей рукой двигала не жалость. Не жалость, а нескрываемое любопытство по отношению к человеку, который привязал бы свою душу к рассыпающемуся телу перед смертью. Ты устроилась поудобнее, подняв колени, и прикоснулась к теменной кости кончиком указательного пальца. Ты изучила весь череп, пытаясь найти хоть какие-то остатки души.

Ты не нашла ничего.

Не в первый раз ты пожалела, что совершенно не знакома с магией духа. Ты сама себя в этом обвиняла письменно: «Ты ни черта не понимаешь в магии плоти и духа». Теперь ты пожалела об этом по-настоящему. Ты не могла даже понять, не чувствуешь ли ты мертвого юношу потому, что его тут нет, или потому, что ты плохо училась.

– Если его призрак путешествовал по Реке, это свело бы его с ума, – сказала ты. – Если он на мгновение потерял сосредоточение, или если он не смог вынести заключение в собственных костях…

Камилла просто смотрела на тебя.

– Минутку, – сдалась ты.