Хасидские рассказы

А у общины с реб Гавриэлем давние счеты, и денег хватит теперь не на одного Авигдора. Человек реб Гавриэль богатый, имеет три дома, две лавки, о наличных деньгах и говорить нечего, а детей у него нет… И ничего он никогда не дает: ни в одну кружку не бросит ни гроша, не даст ничего на пасхальные опресноки для бедных, ни тарелочного сбора, ни для кружки раби Меера-Чудотворца, ни бедняка никогда не пригласит на субботу… На Пурим он как раз заболевает и велит запереть окна и двери. Со времени своей последней женитьбы (а этому будет уж лет двадцать) он даже ни разу не угостил прихожан пряником и водкой.

Зла, Боже упаси, ему никто не желает. Еврей остается евреем, и к Богу с советами никто соваться не станет, но — что правда, то правда.

У Ореля-извозчика уже пала одна лошадь, и старшина погребального братства еще больше храбрости набрался: жены даже перестал бояться!.. В наши дни хоть и редко, но все же случаются чудеса. Реб Гавриэль пожертвовал в синагогу несколько фунтов свечей, и это возымело свое действие: он воскрес из мертвых.

А реб Авигдор внезапно умер.

2

Похороны

Похороны на долю Авигдора выпали редкие: собрались все, и стар и млад.

Но все же то были — я не нахожу другого слова — сухие похороны: ни вдовы не осталось, ни сирот.

Женщинам не за что уцепиться. Никто не падает в обморок; даже слезы как-то не льются. Бедный сирота еще не понимает значения слов «могила», «умереть», лицо у него скорее испуганное, чем заплаканное. Тут действительно разжалобиться нечем. Если одна из женщин вспомнит о собственной горькой доле и заголосит, то крик остается висеть в воздухе, никто не поддержит, не продолжит, — и одинокий вопль застывает сейчас же, замирает в пространстве.

Женщины поэтому скоро все отстали.

Это заметил Иона Бац, очередной старшина «братства могильщиков», и крикнул им вслед:

— По домам, бабы, а? по домам? Похороны без слез все равно, что — не про вас будь сказано — свадьба без музыки.

Женщины издали ругают «долговязого Иону», но все таки расходятся.

Расходятся понемногу и мужчины.

Вечно занятые лавочники да старики и слабые идут только до конца своей улицы. Другие провожают покойника до конца города и там останавливаются, а, остановившись, стучатся в первое попавшееся окно. Там уже знают, что это означает, и выносят кружку воды. Провожавшие польют себе на кончики ногтей, повздыхают, произнесут соответствующую молитву и уходят каждый своей дорогой, чтобы снова взяться за прерванные дела.

Молодожены, живущие еще на иждивении родителей и занимающиеся изучением Торы, бывало, учились у Авигдора, или вели с ним диспуты, — и они провожают его за город. Но до кладбища и они не доходят.

День выдался прекрасный, светлый, и они сворачивают направо, к реке, чтобы там умыть руки, некоторым хочется погулять, — специально для этого не стоит ходить за город, но раз они уже там, то почему не воспользоваться случаем?.. Иные собираются выкупаться.

Только несколько меламедов засыпали могилу и подсказали сироте слова заупокойной молитвы. Но и они спешат обратно в хедер: ученики, наверное, там уже «все верх дном перевернули».

Дощечку с надписью «здесь покоится…» — временный надгробный памятник, который наверное не будет заменен другим, постоянным, укрепил на могиле Иона Бац, сыпля при этом всевозможными проклятиями на головы зажиточных хозяев города; все силы они у него отняли, выжали последние соки, а потом бросили, как корку выжатого лимона

«Носильщики» запирают кладбище.

До города около версты ходьбы. Солнце уже заходит. Придут к вечерней молитве и, пожалуй, еще успеют пропустить по рюмке… За работу уже все равно сесть не придется, и потому идут медленно, не переставая ругать богачей за их жестокосердие… Они-де относятся так не к одним меламедам… Как они поступают по отношению к беднякам вообще и ремесленникам в частности? О покойнике позабыли, переходят к невзгодам живых… Бедняки состоят только в кружке могильщиков, ими верховодят богачи — члены погребального братства. Первые работают до седьмого пота, а вторые забирают денежки для родственников старшин, для нескольких бездельников, лизоблюдов… Голос бедняка не имеет никакого значения. Кто выбирает кантора? Богачи! А спроси их, разве могут они отличить настоящую трель от петушиного пения? Разве они знают толк в настоящем пении? И эти обжоры выбирают кантора! Кто назначает резников? Старшина Шмерль — да сотрется имя его! Три резника в городе, и все трое его родственники. Право, пора было бы восстать против этого, но что поделаешь, когда как раз теперь такая дороговизна… Иона Бац у собирался начать закупки для пирушки, которую братство устраивает ежегодно, — но цены такие, что просто не подступись… А во время дороговизны ремесленнику не до бунтов…. С пирушки речь переходит на прошлогодние и последние выборы, — везде обман, мошенничество и т. д.