Хасидские рассказы

Читать душеспасительные или иные книги ей не хотелось; на рояле в еврейских домах еще тогда не играли; книжек для женщин тогда еще не было; слугу и двух горничных, которые служили у нее, она держала подальше от себя. Без зова никто не смел показаться. И она по целым дням простаивала у ящика с драгоценностями, играла золотыми и бриллиантовыми вещичками, которые были у нее, и смотрела, как камни играют. Примерит и снимет, снова оденет и снова снимет. Лишь бы время коротать.

Когда это надоедало ей, она подходила к гардеробу, перебрасывала все свои шелковые, атласные и бархатные платья.

И так она коротала дни, в ожидании приезда мужа из Лейпцига.

Но как-то раз муж задержался, и к сроку своего обычного приезда он отправил ей письмо, в котором сообщал, что дела задержали его… С Божьей помощью он сделал хорошие дела, и его страшно огорчает то обстоятельство, что он не может вовремя приехать.

И так как он полагает, что ее это тоже огорчает, то он хочет обрадовать ее и посылает ей горностаевый мех, дорогой горностаевый мех, по пятнадцать золотых шкурка.

Несколько дней спустя, богачка получила горностаевый мех и принялась делать себе шубу.

Во-первых, мех ей очень понравился; во-вторых, есть дело, и она не будет помирать от скуки.

Отдать мех ремесленнику она боится, как бы не украли. И посылает она за портным, чтоб тот сшил ей шубу у нее на дому. Она сама будет сидеть и следить за работой.

Портной же этот был сорвиголова, какие встречаются среди портных.

Мужчина — красавец, говорит — точно рубит, и вдобавок ловкий — иголка летала у него в руках, и притом, если он за работой не говорил, то пел, как канарейка.

Дошло до того, что между богачкой и портным завязался разговор.

И портной рассказывает ей про свои детские годы:

Он с ранних лет остался сиротой, без отца и без матери; бедные родственники, которым трудно было кормить его и платить за учение в хедере, отдали его в учение к портному.

А портной очень плохо обращался с ним… Каторжная была работа, и не по ремеслу. Он дрова рубил, воду таскал… Били его смертным боем… Хозяин, хозяйка, старшие мастера… Он и от голода страдал… И чего только он не вынес?.. Летом и зимою он ходил гол и бос. В самые трескучие морозы он спал на голом полу, подложив кулак под голову. У него даже нечем было прикрыться…

И богачка, про которую говорили, что у нее не сердце, а камень, сжалилась над сиротой и спросила его совершенно другим голосом, как он все это мог вынести?

Портной ответил, что он и сам не знает. Действительно, он был крепче железа, если все это выдержал.

Мать у него была праведницей, может, она заступалась за него на том свете…

Отца он не помнит.

И что удивительнее всего, при нужде и горе, которое он переносил, он всегда был весел; бьют его ни за что ни про что, он уходит в уголок и плачет, но не успеют еще слезы высохнуть, как он уже поет.

Петь он страшно любил. Ему постоянно хотелось петь, петь, как птичка, что носится в воздухе и не имеет над собой господина. И за это его звали Мошка-птичка! Его звали Моше.

И портной дальше рассказывает ей, что он знал наизусть все канторские напевы, даже чужих канторов, которые приезжали на субботу. Пускали по билетам, но он в окошко, бывало, влезет и слушает…

Приезжал шарманщик, он выбирался из дому и ходил следом за ним, из дома в дом, из улицы в улицу, пока не запомнит всех мелодий!.. По целым часам он, бывало, простаивал под окнами дома, где происходила свадьба, если только там играли иногородние музыканты. А наутро он уже все напевал, даже новый напев подвенечный.

И был вечер — и было утро, а — портной рассказывает, а богачка переспрашивает; и порою, когда она молчит, он потихоньку напевает, и она прислушивается к его пению.

На следующий день портной рассказал, что его веселье, постоянно хорошее расположение, сослужило ему службу.

Немного отдавало это чудом.

Мастер, хозяин его, внезапно заболел; он чувствовал, что недолго ему остается жить, доктора поручили его воле Божьей…

Главное его мучило, что умирает он без сына, который бы после его смерти читал заупокойную молитву, оставляет лишь жену и дочь-сиротку; не было у него сына, который мог бы и дело перенять…

И вот родные, соседи и друзья посоветовали ему выдать как можно скорее замуж дочь свою, — Эстер ее звали — за подмастерья, чтобы зять кормил вдову и дочь и заупокойную молитву читал вместо сына.

Он согласился.

Но Эстер заявляет, что она хочет за меня, за Мошку-птичку.

Ей говорят, что мне едва восемнадцать лет.

Она на это отвечает, что ей всего семнадцать, и брак, значит, равный.

На это ей замечают, что я ремесла не знаю и куска хлеба не смогу зарабатывать.

Но она возражаете, что я выучусь, что если я ничего не знаю, то не моя в том вина, что Моше-птичка не лентяй и очень способен к работе, но его не учили.

Отец умоляет ее, мать хочет бить ее.

Но она единственная дочка, тверда и непоколебима: или Мошка-птичка, или никто.

— Ну, а ты хотел на ней жениться? — спрашивает богачка с самодовольной улыбкой.

— Что за вопрос? — улыбается портной. — Моя Эстер красива, как царица Эсфирь, и добра, как царица Эсфирь.