Хазарские сны

Члены Политбюро, разумеется, имели особые, не «поселковые» дачи. Те стояли поврозь, по сталинской бдительной разметке, в одном направлении, но — разодранными и крепко огороженными лоскутами. Сергей, например, регулярно проезжал мимо микояновской дачи, перешедшей потом к Гейдару Алиеву, а еще позже, кажется, к Александру Яковлеву. И всегда удивлялся — зачем такой утрированный, кремлевской конфигурации и крепости, зажелезившийся от вечности или для вечности забор?

Каких теперь по Подмосковью понатыкано, как во времена княжеских междоусобиц.

Эти номенклатурные, средневеково защищенные оазисы уже тогда имели даже персональные бассейны — Сергей по делам службы неоднократно звонил домой членам Политбюро, и ему порой вежливо отвечали, вежливо посылая его:

— Оне плавають…

Кандидаты и даже члены, конечно же, из очень грамотных, а вот преданные им фигуры — или фигурки — из женского младшего состава КГБ исключительно из простых…

Но с появлением новых веяний и членов Политбюро стали приспосабливать к поселковому образу жизни. Первым, сдав свой казенный замок под какие-то общественные нужды (сейчас наверняка вернули под чью-то острую персональную нужду: в разы умножившаяся, в скукожившейся стране, номенклатура успешно соревнуется с олигархией — капиталы ее наживаются, сколачиваются быстрее и безопаснее, потому как почти из воздуха) Вадим Медведев. В Успенском наряду с деревянными, весьма сродственными крестьянским избам, правда, с санузлом и телефоном, дачками первой послевоенной застройки появился, в отдаленном сосновом углу, и аккуратный строй кирпичных — того же самого желтого «голицынского» кирпича, что и цековские дома в Москве — модерновых коттеджей с палисадниками вокруг них, огороженных декоративными, уже отнюдь не кремлевскими, хотя и кирпичными, заборчиками: чтоб все, стало быть, публике видно было. Насквозь.

В один из этих особняков и въехал, переселился первым Вадим Андреевич. Академический, суховатый, лишенный яковлевского куртуазного демонизма, но академически же естественный в общении и повадках, — его нередко можно было видеть в Успенском выезжающим за ворота на шоссе на старом гоночном велосипеде, согнувшимся в три погибели и взирающим на белый свет из-под серой жестковатой челки. Сергей встречался с ним и после крушения: семидесятилетний Медведев приезжал к нему на машине, сам за рулем — в свое время Сергей несколько раз сопутствовал ему в его персональном «Зиле» с неотъемлемой «обстановкой» салона: массивным, черного сукна, молчаливым шкафом за черной, глянцевитою баранкою — и, провожая его к «Волге», однажды пошутил:

— Не на велосипеде?

И Медведев вполне серьезно ответил:

— В Академию иногда езжу. А здесь — слишком большая сутолока. Да и велосипед стибрить могут. Жалко.

Что верно, то верно. Здесь, у комплекса зданий бывшей «Правды», у Сергея у самого уже новенькую «Волгу» сперли: нравы тут отнюдь не академические.

Любопытная деталь: нынешний Президент России ездит, когда не летает, на бронированном «мерседесе», а нынешний Президент Соединенных Штатов — по существу на нашем «Зиле». Американцы никак не могли разгадать секрет непрошибаемой безопасности «членовоза», пока с наступлением новых времен, когда все у нас стало на продажу и на вынос (как и распивочно), не купили саму машину и не распилили ее. И выяснилось, что в бронированном, причем, разумеется, русской слоновьей брони, корпусе, панцире ее сидит и даже плавает — еще и потому «Зил» хорош для дремлющих седоков — герметичная капсул. Броня в броне. И собственные президентские кадиллаки американцы стали делать по этому же образцу.

Медведев же, насколько знает Сергей, первым из бывших членов п/б практически собственными руками построил и собственную, неказенную, поскольку из коттеджа тотчас наладили, деревянную дачу в академическом поселке Новодарьино, неподалеку от дачи Пришвина. Там они все, наверное, на великах гоняют. Поголовный Гринпис. В общем, в отдельных случаях и Москва держит удар достойно.

Появились в Успенском и другие секретари ЦК КПСС — неприкаяннее всех почему-то чувствовал себя только что переведенный в Москву глава Татарстана Усманов: знал бы он, как уверенно утвердится в новой России его преемник Шаймиев — и последний председатель Комитета партийного контроля прибалт — латыш Пельше надолго обозначил аскетическую чеканку должности — Пуго, будущий министр внутренних дел и еще одна будущая жертва не столько переворота, сколько собственной совести. Жертва вдвойне: вслед за собою увлек на тот свет и свою русскую жену…

В таком же, секретарском коттедже жил и Кручина. Формально должность у него, конечно, пониже, но кто ж не знает, что в любом, даже самом возвышенном сообществе, особенно в России, завхоз всегда играет фактически вторую скрипку, ибо подчиняется, прихоти исполняет одной только первой. Перед всеми остальными, даже перед формально второй, отбывает коверный — или подковерный — номер, а вот за первой следит в оба, угадывая каждое повелительное движенье державной брови.