Хазарский меч

Было уже хорошо за полдень, когда Мирава и Тетерка пустились в путь. Для надежности Тетерка взял с собой двух умных охотничьих псов. По дороге рассказывал, как возвращались домой после битвы под Ратиславлем. Разрозненными ватагами – где два человека, где двадцать, – оставшиеся без воевод ратники тянулись на восток. Кто-то догонял их на Угре, кто-то отставал. Больше всего они боялись, что их нагонят смоляне, и оттого пробирались по лесам вдоль реки, не теряя из виду русло как указатель пути. И на самом деле видели, как смолянско-русское войско прошло мимо, в ту же сторону, куда и беглецы – на восток. Очень тревожились, куда оно идет, но теперь многие отважились идти прямо по реке, и так выходило быстрее. Питались какой попало дичью, стреляли даже белок и ворон, ночевали в лесу. Однажды, в низовье Угры перед ее впадением в Оку, наткнулись в лесу на десяток трупов – кто-то перестрелял на ночлеге такую же ватагу ратников-оковцев, возвращавшихся домой. Потом, к облегчению веденцов, с Оки смоляне, судя по следам, свернули на запад – на Жиздру. Пошли на Кудояр, но об этом Мирава уже знала от Хастена. Благодаря этому веденцам удалось беспрепятственно пройти с Оки на Упу и добраться до дома. В Крутовом Вершке тоже бранили и хазар, и люторичей, которые опоздали к общему сбору и явились только сейчас, когда было поздно. Но и тархановских воевод поминали нехорошо. Ради оправдания Ярдара Мирава передала, что им сами хазары велели ехать с собой – Ярдар так сказал дома, – но она понимала, что у ратников были причины обижаться на воевод, которые завели их в чужие края и там бросили.

Непривычная к лыжной ходьбе, Мирава уставала, и несколько раз они присаживались на поваленные стволы отдыхать. Недавняя метель выгладила снеговой покров в лесу, и казалось, что никогда и никто из людей здесь не бывал, что они забрались в саму Навь, где и нет ничего, кроме молчаливых стволов и снега. Тетерка, привыкший к лесному одиночеству в любое время года, был спокоен, разговаривал со своими псами, но Мираве было неуютно, тревожно. Ее спутник не знал, что́ она везет в коробе, но она, посматривая на свою ношу, невольно ежилась. Она везла Моренино добро для возвращения хозяйке, и мерещилось, что взгляд ледяных очей Темной Невесты уже лежит на ней, следит, манит… И еще раз Мирава содрогнулась, осознав: в ее мыслях Морена имеет черты Заранки, только взрослее лет на десять. Невольно разделяя вину своей родной сестры, Мирава волокла короб с проклятьем, надеясь и желая, чтобы у нее хватило сил с ним покончить.

Неутомимые псы рыскали рядом, лаяли на белок и сорок. Однажды обнаружили на ели куницу. Но в лесу медленно сгущались сумерки, неотвратимо подкрадывалась зимняя ночь, а они уходили все дальше и дальше от жилья, и надо было спешить. Возвращение в Крутов Вершок казалось там же далеким, как если бы для этого требовалось переплыть море. Впереди лежала только ночь, лес, тот свет…

До болота они добрались при последних отсветах дня. Оглядываясь, Мирава совсем не узнавала местности. Они шли вдоль опушки ельника, с другой стороны простиралось болото – сейчас это были только верхушки осинок, торчащие над снеговым покровом.

– Где-то она здесь была, – шедший первым Тетерка остановился и огляделся.

Мирава тоже огляделась. Сумерки сгустились, месяц был на меже[72] и не светил. Несколько звезд, проглянувших сквозь тучи, только острее заставляли ощущать одиночество и оторванность от всего света белого. Псы бегали туда-сюда, обнюхивая свежие птичьи и заячьи следы на снегу. Да куда же мы забрались-то?

– Еще пройдем, – решил Тетерка. – Не могла же верба с места сбежать!

Эта могла, подумала Мирава, готовая к любой пакости от хранилища бед и хвороб.

– Может, мы не в ту сторону пошли?

– Да нет, от тропы она направо. Я здесь много раз ходил, видел ее. Да чтоб его! – Тетерка остановился, упершись взглядом в край болота, за которым начиналась гряда, тоже заросшая ельником. – И впрямь сбежала верба-то!

Развернулись и пошли назад. У Миравы от усталости кружилась голова. Она почти не удивлялась, но надежда, с которой она шла сюда, сменилась тревогой, граничащей с отчаянием. Верба спряталась, скрылась с глаз. Она не хочет принимать назад то, что было из нее выпущено.

– Ой! – Тетерка вдруг резко остановился.

Постояв, он оглянулся на Мираву.

– Что там?

– Да померещилось, будто девка стоит…

– Где?

– Вон, – Тетерка показал палкой на край болота. – Будто девка в белом кожухе… Даже, – он насмешливо хмыкнул, – помстилось, будто это ты!

– Я здесь.

– Да вижу. А знаешь что…

Тетерка прошел еще немного вперед и поворошил палкой снег. Показались замерзшие трухлявые щепки.

– Вон она лежит, ваша верба, – палкой Тетерка показал на длинный бугор, едва видный под толстым снеговым одеялом. – Повалило ее, видно, той бурей.

Мирава приблизилась к нему. У нее дрожали руки и ноги, короб за спиной потяжелел, будто набитый камнями. В горле пересохло.