Хазарский меч

В другой раз она бы рассмеялась, но сейчас сердце так билось, что было не до смеха – суметь бы вздохнуть.

Приглядывая за нею краем глаза, всадник осмотрелся. Его спутники немного рассредоточились по площадке, в потрясении рассматривая следы разгрома.

– Что здесь было? – спросил всадник Заранку. Судя по говору, славянский язык был ему родным.

– Приходили русы. Убили всех, – ответила она то, что было ей известно.

– Всех? – Всадник обвел плетью вокруг.

– Всех, – подтвердила Заранка.

– А ты кто?

– Что ж тебя не убили? – недружелюбно ответил другой незнакомец, тоже верхом и в шлеме, но уже старый, с седой бородой.

Отметив эту бороду, Заранка осознала, что первый всадник молод, сколько было видно под шлемом: у него была маленькая светло-русая с рыжиной бородка, здоровые белые зубы, да и по всей повадке видно человека молодого.

– Я не была здесь… – Заранка даже растерялась, не зная, как быстро все объяснить. – Мои родичи здесь… сестра старшая, муж ее… Я пришла – а уже вот что.

Первый всадник тронул коня и еще приблизился.

– Стой! – окликнул его седой. – Куда ты!

– Не подходи! – тревожно предостерег еще кто-то из дружины.

– Это ж навка!

– Снести бы ей голову лучше!

– Отойди, княжич!

Заранка удивилась сразу двум вещам: тому, что молодого назвали княжичем, и что ей хотят снести голову. Если бы она видела сейчас себя со стороны – миловидную молодую девушку, застигнутую в полном одиночестве в городе, полном мервецов, она бы тоже не слишком себе доверяла.

– Княжич? – повторила она, вглядываясь в лицо под шлемом. – Кто ты такой? Откуда взялся, будто с неба!

– Я не в неба, а с Дона, – он слегка усмехнулся. – Лютослав я, Уйманов сын. Отец мой – князь люторичей. С осени его звали в поход хазары да веденцы, да он хворал, едва не помер. И сейчас еще встать не может, вот, меня послал. Верховцы[75] говорили, сюда русы пришли. Мы и поспешали… да не поспели.

– Здесь уже не с кем воевать, – сказал седой. – Поехали восвояси, княжич, пока мы сами…

Всадники шевельнулись, и Заранка шагнула вперед.

– Постойте!

Княжич обернулся вполне охотно, седой – с неудовольствием.

– Да неужели вы так и уедете?

– А что делать? Я мертвых поднимать не обучен.

– А мстить? Их можно нагнать. Не знаю, когда они ушли, но не так давно. Может, день назад.

– Мстить! – Седой взмахнул плетью. – Они нам кто – братья, отцы? Всем вместе надо было идти. А так – только свою голову сложить ни за что. Хазары-то сами где? Побиты, говорят?

– Не все. Кто-то из них воротился. Вы разве не встречали их?

– Разминулись. Степь большая.

Сверху донесся хриплый крик. Все вскинули головы – черный ворон описывал круги над мертвым городищем, словно призывал богов сверху еще раз взглянуть на него. Этот крик разрывал сердце, напоминая: что мертво, то больше не оживет.

– Погодите… – Заранка сделала еще шаг. – Не оставляйте меня здесь.

– Домой ступай, – сердито сказал седой. – Если есть у тебя дом, кроме земли холодной.

– Погоди, Шумята! Девица, дом-то у тебя есть?

– Нет, – ответила Заранка. – Сгорел мой дом.

Она сказала правду. Сгорел ее родной дом, сестра погибла, и немыслимо было вернуться в Честов, к матери, и пытаться жить дальше на дворе у хлопотливой Милонежки, как будто она вовсе не виновата во всех этих бедах, но каждый день вспоминать, что именно она-то виновата во всем.

Тучи на небе сомкнулись, потянуло ветром. Заранку пробила дрожь от мысли: сейчас они уедут, эти чужие, хмурые, но живые люди, и она останется совсем одна, среди мертвых жителей мертвого города…

– Забери меня отсюда, княжич! – попросила она. – Не оставля меня здесь, куда же мне деться?

– Под землю холодную, в воду студеную! – сердито ответил седой Шумята, видно, не веря, что она живой человек. – Откуда вышла, туда и ступай!

– Да ладно тебе! – отмахнулся княжич. – У навки только и разговору, что угу-гу да о-хо-хо. Имени и пояса просить умеют, а чтобы такие речи вести – этого не могу они.

– А не навка, так проклёнуш! Или навец!

Не слушая дядьку, Лютослав снова приблизился к девушке, почти вплотную. Заранка подняла к нему лицо, сама стараясь разглядеть своего нежданного витязя.

Она вдруг поняла, что он напоминает Ярдара – ростом выше среднего, худощавым сложением, продолговатым лицом. Но черты этого лица были менее красивы, складка губ мягче.

– У меня, княжич, чеснок есть! – Какой-то из его отроков хлопнул по седельному мешку. – Проверим?

– У меня вот что есть!

Вспомнив, Заранка вынула из-за пазухи веточку полыни и поднесла к лицу. Потом протянула княжичу, будто цветок, и он почти невольно взял. Тоже понюхал, вдохнул всем знакомый терпкий, резкий, целительный и оберегающий запах. Навки и русалки не выносят лука, чеснока и полыни.

– Куда же я тебя заберу? – уже мягче спросил Лютослав, не сводя глаз с ее лица и, видно, пытаясь разгадать, что за существо перед ним. – Мы восвояси поедем, на Дон. Это далеко отсюда…

– Туда и забери. – Для Заранки сейчас было чем дальше оказаться от этого места и от всего привычного, тем лучше.

– Не вздумай! – с опаской предостерег Шумята. – Сгубит она тебя!