Хазарский пленник

Марк присел с краю, протянул руку к чарке, отхлебнул пива. Рассказал:

— Что мне оставалось, Владимир? Бочкарь да Улгар казну растащили. Хазаре наглы, брали посмеиваясь. Ещё мне совали. Мол, поделим, никому не худо! А Бочкарь взял молча. Утром прихожу, пусто! Стража-то своя, все наши, Бочкарь ставил! Пришлось сбежать. Что сберёг, верну. Всё как есть записано... где взято, где потрачено.

На стол лёг жёсткий список с числами, записями казначея, обличающий героя наместника — Бочкаря. Но князь не спешил смотреть. Он лишь спросил Крутобора:

— Понял, кто нам опорой? Понял, с кем власть делим? Так-то, брат!

— Хорош Бочкарь, нечего сказать! — хмыкнул Горбань. — И казну прибрал, и жену упустил, увезли, а ему и дела мало! Стражник!

— В том-то и беда, — согласился Владимир. — На кого обопрёшься, а? Легко кричать, народ, народ! Народ — как вода, пока соберёшь горстями, сто лет пройдёт! Верно, что вода и дамбы рушит, и мосты крушит. Но её прежде нужно собрать! Смешно сказать, но с ворами проще сговориться! Когда-то я слыхал сказку про пастуха. Его сараюшку завалило в горах лавиной, помяло пастуху ноги, а тут, как назло, волк. Стал у лаза, поглядывает на калеку.

— Помираешь? — спрашивает.

— Да вот... никак не добраться в деревню, — отвечает пастух.

— Так запряги баранов, пусть тащат!

— Да как же их погонишь, это ж глупые бараны! Не кони!

— Давай так сговоримся, ты запрягай, а уж я погонять буду! Только корми меня как следует! Или тебе бараны дороже жизни?

Согласился пастух. Кое-как привязал баранов, лёг в сани и позвал волка. Волк завывает, зубами клацает, бараны бегут, волокут сани. Так и поехали. Как приходит ночь, пастух отдаёт волку одного барана. И всё бы хорошо кончилось, да на шестой день не стало баранов.

— Странно, — говорит человек. — До деревни два дня пути, ты меня не туда завёз.

— Кому туда, кому не туда, — ответил волк. И загрыз последнего барана.

Последним бараном был пастух.

— Владимир, дай я их спрошу как следует, — предложил Горбань. — Глядишь, ещё можно нагнать?

— Спроси, — согласился князь. — Только ничего не сули! Вздумали мной помыкать, жизнью заплатят! Ладно, братья, нечего горевать, ступайте. Одно помните, погромов в столице не допущу!

Когда остался в покоях наедине с думами, тяжело опустился на ложе и застонал. Мысли узловатой путаной сетью вязали сознание. Выхода не было. Вернее, не было никакого приемлемого решения. Смириться с наброшенной петлёй он не мог, предавать всех во имя жены и ребёнка — тоже. Где золотая середина? Петля накинута, но как разрубить? Казнят ли его жену, а заодно и наследника, в далёкой Хазарии? Как угадаешь? Причастен ли Бочкарь к похищению? Кто стоит за подлым умыслом? Улгару да Кандаку такого вовек не придумать. Владимир стонал сквозь зубы, и невнятные образы теснились перед взором. Знал, ох как хорошо знал князь всю череду действий, направленных на усмирение строптивца. Это похоже на работу гончара. Глину сперва как следует мутузят кулаками, мнут, стискивают и растягивают, превращая твёрдый обломок в мягкую массу. Потом мастер прилаживает заготовку на столе, вращает, смачивает ловкие пальцы и вытягивает вверх, придавая комку форму будущего сосуда. Так и его, правителя, принялись обминать, надеясь сделать мягким, покладистым. Чтоб князь киевский служил им, как горшок, как кувшин с маслом? Нет, не бывать тому! Кто позволит такое один раз, дождётся и второго, и третьего! Стерпеть оскорбление, позволить хазарам дёргать за верёвочку — значит, навек потерять свободу! Стоит лишь склонить шею, и великий князь станет рабом! Невольником в собственной столице!

Глава пятнадцатая УЗЕЛКИ

Она смазала руки слоем густого смальца, хотя и не любила свинину. Но сейчас нужно. Чтоб не попало на руки варёное снадобье. Чтоб легко стёрлось вместе с жиром. Хорошо, что никто не обращает внимания на её приготовления, женщины заняты своими блюдами, а ей доверили обычное — грибы в соусе. Грибы свежие, сметана ещё не успела настояться, едва отливает желтизной липового цвета, чистые собранные сливки, лучше нет для подливы и соусов. Всё на столах кухни свежее, а как иначе? Лук ещё не покрошила, лишь отняла корешки, и головки плачут, роняя молочные капли сока на поцарапанную доску столешницы. Крупные твёрдые шампиньоны, называемые печерицами, уже порезаны дольками. Светлые шляпки, едва заметные вмятины от пальцев, тёмный пластинчатый низ, похожий на прилипшую шелуху подсолнечника. Мелко сечь не стоит, для соуса хорошо, а вкус грибов теряется. Она словила себя на том, что даже сейчас старается готовить вкусно, по привычке заботится о блюде. Как-никак на стол князя.

Да, она готовит для Владимира. Часто возится на кухне дольше всех, но в последнее время званые обеды стали редкими, и каждый, кто стряпает в потёмках, вызывает подозрение. Потому она и решилась готовить отраву днём. Важно лишь выбрать удобный миг, выскочить в сени, а далее к помойной яме, что они частенько делают, торопясь освободить стол от очистков.