Хдеб насущный

Её одежда была разорвана и окровавлена, челюсть отвисла, а обе ноги были вывернуты под углом, что явно указывало на их перелом. Мужчина в коричневом свитере сидел за кухонным столом, прижав к уху телефонную трубку. Он поднял глаза, когда вошёл Хоуз, помахал рукой, а затем сказал в трубку: «Понятия не имею. Я ворвался сюда, потому что здесь ад вырывался наружу.» Он немного послушал, а потом сказал: «Всё, начиная с телефонного звонка. Хорошо, поговорим позже.» Он положил трубку, встал и подошёл к Хоузу с протянутой рукой. Это был высокий, угловатый мужчина с непринуждённой и лёгкой манерой поведения. Как и другие полицейские, прибывшие на место происшествия, он носил свой щиток приколотым к верхней одежде — в его случае к левой стороне свитера, чуть выше сердца.

«Я Мартин Киссман», — сказал он. «Наркоотдел».

«Коттон Хоуз, 87-й участок», — сказал Хоуз и протянул Киссману руку.

«О», — удивился Киссман. «Так вы Хоуз, да?»

«Что вы имеете в виду?», — озадаченно сказал Хоуз.

«Я собирался позвонить вам сегодня, как только разгребу дела. Квартира прослушивается, я сидел на прослушке.»

«О», — сказал Хоуз. «Вы получили моё сообщение, да?»

«Громко и чётко. И у меня есть разговор, который вы с ней вели позже, после убийства Хэррода. Они знали, что подключены микрофоны, да? Я должен был это понять. Мы думали, что микрофон в телефоне сдох, но это не объясняло водопад, когда кто-нибудь разговаривал на кухне. Я сказал лейтенанту, что единственное место, когда они говорили то, что не хотели, чтобы мы слышали, было на кухне. Всё остальное было либо фальшивыми зацепками, либо обычным мусором, вроде того, куда они планировали пойти в тот вечер или что покупали на ужин. Я также получил несколько очень сексуальных записей с микрофона в спальне, если вы знаете кого-нибудь, кому это интересно.» Киссман усмехнулся, достал из кармана свитера трубку и кисет с табаком и начал набивать трубку.

Впервые Хоуз заметил дыры, прожжённые на свитере Киссмана. Отец Хоуза курил трубку, и на его свитере всегда были прожжённые дыры, не говоря уже о ковре, мебели и в нескольких случаях шторах. Ещё хуже было то, что в семье Хоузов жила сиамская кошка, склонная к поеданию шерсти. Аппетиту животного не было оправдания: она не была беременна, у неё не было недостатка в витаминах, о котором знал Хоуз, она была просто прожорливым зверем, поедающим шерсть. То, что не удалось сделать углям из отцовской трубки, сделала кошка. Однажды мать Хоуза сказала его отцу: «Ты всё время выглядишь изъеденным молью.» Отец удивлённо поднял глаза и спросил: «Что ты имеешь в виду, Эбби?».

Хоуз понял, что улыбается, только когда Киссман, продолжая набивать трубку, сказал: «Что-то ещё?».

«Нет, нет», — сказал Хоуз и покачал головой. «Почему здесь всё прослушивалось?» — спросил он.

«Мы знали, что Хэррод — наркоман, и подозревали, что он ещё и толкач.

Мы пытались выйти на больших парней.»

«Есть успехи?»

«Не очень. Хэррод отправил нас в погоню за дикими гусями по всему городу. Это одна из причин, по которой я решил, что он догадался о жучках. Но лейтенант считал, что не догадался, а кто будет спорить с лейтенантом?»

Киссман чиркнул спичкой и начал выпускать в кухню клубы дыма. Ни один из мужчин даже не взглянул на девушку без сознания. Они оба знали, что скорая помощь уже в пути, и ничем не могли сейчас помочь Элизабет — разве что попытаться выяснить, кто виноват в её нынешнем состоянии. Кроме того, полицейским, столкнувшимся с результатами кровавого беспредела, свойственна любопытная отстраненность. Подобно хирургам, проводящим операцию — отверстие в операционной простыне окружает место операции, остальное тело закрыто, лёгкое, печень или мозг становятся частью, каким-то образом изолированной от целого и не связанной с ним, — детективы часто отделяют жертву от самого преступления, так сказать, набрасывают простыню на тело, чтобы полностью сосредоточиться на конкретной части, требующей их полного внимания. Элизабет Бенджамин лежала израненная и истекающая кровью на полу кухни, скорая помощь была уже в пути, и теперь детективы обсуждали кто, почему и откуда со всей отрешённостью хирургов, заглядывающих в открытое сердце.

«Впервые я услышал об убийстве Хэррода», — сказал Киссман, — «когда услышал разговор между вами и девушкой сегодня. Знаете, что я подумал? Я подумал: „Отлично, так много тяжёлой работы в дымоход.“» «Вы слушали, когда девушка звонила мне позже?»

«Её голос с жучка там, под шкафом. Только её часть разговора, как вы понимаете. Потом я услышал звон разбитого стекла, услышал, как эти парни врываются к ней, как она кричит, и сразу же бросился сюда. Я засел в квартире в соседнем доме; мы протянули провода по крыше, а потом спустили вниз по задней стороне. Мне потребовалось около пяти минут, чтобы добраться сюда. Я нашел девушку такой, какая она есть. Кто бы ни вломился в квартиру, он снова вышел, вероятно, тем же путём. По крайней мере, мне не встретился никто, спускавшийся по лестнице, когда я поднимался. Машины приехали через две минуты после меня. Это вы их прислали?»