Хедвиг совершенно не виновата!

В глазах стоят слёзы, дорога расплывается. Что может быть хуже, когда тебя называют глупой, да ещё при всех. Хедвиг пересекает шоссе, и на этот раз не встретив ни одного раггара. Она приезжает домой с лицом, полосатым от слёз.

Мама и папа сидят на кухне и чистят лисички.

– Что случилось? – кричит мама, увидев на коленках Хедвиг спёкшуюся кровь. – Ты упала?

Хлюпая носом, Хедвиг рассказывает всё от начала до конца. О столкновении, о тренерше, о детях из школы верховой езды и о слове «простите», которое она так и не смогла произнести вслух. И ещё о том, что тренерша, узнав, что Хедвиг хочет заниматься верховой ездой, назвала её глупой.

Дослушав, папа сказал: конечно, с одной стороны, Хедвиг наехала на тренершу и сбила её. Но, с другой стороны, тренерша сама наехала на Хедвиг и тоже не извинилась!

– Глупых тёток вокруг – пруд пруди, – бормочет он и выпускает в окно лесного паучка.

– Да, и глупых дядек тоже, – на всякий случай добавляет мама. И начинает жарить лисички с солью.

Потом они едят грибы с блюдечек маленькими трезубыми вилочками. За окном начинается дождь. Капли растут, растут и скоро уже громко барабанят по стеклу. Хедвиг колотит пятками по кухонному дивану. Она даже не может сказать, что ей нравится больше – дождь, лисички или папа с мамой. Возможно, она одинаково сильно обожает и то, и другое, и третье.

А в школе верховой езды девять мокрых насквозь детей нарезают на своих лошадках круги по грязной жиже. Пальцы посинели от холода, зубы стучат. Посередине манежа стоит тренерша в рваных штанах, глядя на учеников сквозь потоки воды. Она стоит и думает, что ненавидит такую погоду. Но хуже всего то, что велосипед, который она оставила у конюшни, сломан. И до самого дома ей придётся тащиться пешком под проливным дождём.

Пожелание скрипуна

Последняя корочка на разбитой коленке сходит в сентябре. С корочками всегда так: рано или поздно они сходят, да и глупые тренерши уплывают из памяти, надо лишь дать им немного времени.

Но от лошадиной лихорадки так просто не излечишься. По ночам Хедвиг лежит в кровати вся потная и бормочет сквозь сон: «Лошадь, моя лошадь».

Днем она ни на шаг не отходит от папы и преследует его всюду, куда бы он ни пошёл – на луг, на сеновал, в рабочую каморку с пыльными книгами.

– Давай купим лошадь! – просит она, дёргая его за штанину.

Бедный папа. Лошадь – дорогое животное. Даже самая дешёвая лошадка стоит несколько тысяч крон. Вот бы папа нашёл за сараем клад или в новостях вечером объявили: «Сегодня цены на лошадей упали на девяносто пять процентов».

Но нет, жизнь идёт своим чередом, и папин бумажник лежит на комоде такой же тощий, как всегда.

Однажды раздаётся телефонный звонок. Хедвиг снимает трубку:

– Алло?

– Здравствуй, Хедвиг, это Карл-Эрик.

Карл-Эрик – дряхлый старичок, который живёт в двух милях[1] от них. У него есть рыжая собака Рони, а во дворе носятся и трубят двадцать белых гусей. Карл-Эрик добрый. Только вот дома у него очень грязно. А вместо тёплого туалета – сортир на улице.

Карл-Эрик просит позвать к телефону папу. Хедвиг бежит в дровяной сарай. Папа рубит дрова – щепки летят во все стороны, поленца кувыркаются в воздухе. К зиме надо заготовить много дров.

– Тебя к телефону, – говорит Хедвиг.

Папа стирает пот со лба и идёт к дому.

– Давай купим лошадь! – кричит ему вслед Хедвиг.

Папа только качает головой. Он уже даже не знает, что на это отвечать.

Хедвиг сидит в сарае и смотрит на сложенные штабелями дрова. По одному полену ползёт жучок с длинными усиками. Это скрипун. Их почти никогда не увидишь – такие они редкие. Хедвиг сажает его на палец. Скрипун смотрит на неё и взлетает, оставив на пальце маленькую какашечку. Потом приземляется на поленницу и исчезает среди дров.

Когда с пальца слетает божья коровка, можно загадать желание, думает Хедвиг. Жук-скрипун встречается не так часто, как божья коровка. Поэтому куда вернее загадать желание скрипуну, чем божьей коровке.

Хедвиг зажмуривается. «Хочу, чтобы у папы наконец появились деньги на лошадь. Это будет моя лошадь. С гладкой шерстью и блестящей гривой».

Скрипун помахивает ей с поленницы усиками. Помашет-помашет и умрёт, думает Хедвиг, – ведь осенью все жуки умирают.

Вдруг дверь в сарай как распахнётся! Лицо у папы горит, глаза светятся.

– Ну, дорогая, – говорит он, – скорей в машину.

Хедвиг с любопытством идёт за ним.

– Что мы будем делать? – спрашивает она.

– Поедем к Карлу-Эрику, – отвечает папа.

– А что мы будем делать у Карла-Эрика?

– Я возьму у него прицеп.

– А зачем?

Папа улыбается:

– Увидишь.

Всю дорогу до Карла-Эрика папа загадочно улыбается. Он свистит и постукивает пальцами по рулю.

– Ну, дорогая… – приговаривает он.

Когда машина сворачивает на двор, гуси, потряхивая толстыми попами, бросаются врассыпную. Они шипят и показывают синему «саабу» язык. Навстречу, как огненный смерч, выскакивает Рони.

Карл-Эрик не выскакивает.