Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

– Вернешься к нам, и Кора починит твою машину за пару часов.

– Нет, спасибо.

– А вы стоите друг друга, – Айзек усмехается. – Вы - Хейлы.

– Я не Хейл.

– А кто? Елизавета Вторая?

– Шутишь, – Малия смотрит в упор. – Почему бы тебе не отправиться туда, куда ехал?

– Почему бы тебе не признаться, что помощь нужна? – перестановка вопроса. К тому же, косится на руки - специально. Малия прячет их за спиной.

– Пока, Айзек.

– До ближайшей автомастерской больше пятидесяти миль. К вечеру дойдешь, – зубы у него идеально ровные и прищур, и через плечо бросает: bon voyage, bébé*, салютуя в воздухе. Под Фон Барона косит.

– Va tu faire foutre*, – Малия учила французский в восемь. Ругательства штамповала резво.

Айзек смеется: стоят посреди захолустной трассы и тренируют язык.

– Садись - подброшу. Все равно не знаешь, куда идти.

Малия смотрит на свою машину, на Айзека, взвешивает “за” и “против”, но затем ставит на сигналку и забирается в его тачку - так быстрее выберется отсюда.

– Чтобы ты знал, я бы дошла сама, – добавляет, когда - опять же с усмешкой - садится рядом. – Не хочется время терять.

– Не сомневаюсь, – он прибавляет газ. – Салфетки в бардачке, – и взгляд - на руки снова, но не спрашивает. Малия достает одну и оттирает кровь. Не больно. Не так, как в груди. Была бы гением - изобрела бы салфетки, скотч - все что угодно, - которые со стенок там, внутри, отскребают, отдирают все дерьмо. Или - проще - совком покопаться, как в земле.

Они едут молча и приезжают тридцать минут спустя. Не в город даже - окрестности: склад, рынок, фруктовые развалы на каждом шагу и автомастерская за железной решеткой. Малия долбит по ней, пока Айзек, привалившись к стене, наблюдает. Она дикая. Упертая. Более непосредственная даже, чем Кора, но такая одинокая. Не был бы оборотнем - не услышал, как билось сердце, когда смотрела на малышку. Не так, как бьется у Коры, когда берет на руки их сына. Это не любовь - страх. Страх полюбить - Айзек об этом все знает. Малия - нет.

Ударяет по железу, будто бы не видя: закрыто до завтра. Так, словно не мастерская там, а выход.

– Малия, – она жалость к себе не терпит, девчонка. У них - на двоих - оружие - желчь. Айзек только по этим правилам и играет. Уроды какие-то, неправильные. – Койоты в лесу грамоте не научили? Закрыто, написано.

– А больше ничего нет? – она не говорит, что ей необходимо уехать. Айзек - не ее жилетка. И не доверяет ему так же, как Коре, Питеру. Как всем. В чем он другой?

– Не здесь. В Сьюдад-Хуарес, но это не ближний свет, – Айзек пожимает плечами. – Кора знает, что делать.

– Я подожду.

– Валяй. Но запомни: corijo tu - пригодится, если тот паренек все-таки решит затащить тебя в одну из здешних подсобок.

Худосочный, потный - Малия запах отсюда чует, - скользит языком по губам и пялится на нее.

– Вырублю с одного удара.

– А тех? Здесь оружие у каждого второго. Кто знает, в чьих пулях найдешь волчий аконит.

– Пытаешься запугать? Они люди.

– Тем более не советую торчать здесь весь день, – Айзек жмет плечами. – Впрочем, твое дело.

– Скажешь, что в таком случае забыл здесь ты?

– Покупаю продукты. Лучшее мясо в северной Мексике, между прочим.

– Человечина, – замечает Малия. Айзек улыбается. Это странно, если бы не тянул лыбу на все, что скажет.

– Будешь ломаться - станешь ужином. Твоя логика.

– Уйдешь уже?

У него усмешка с губ не сползает, нет. Забрасывает рюкзак на плечо.

– Здесь не говорят по-английски, если что, – и уходит. Пропадает в толпе за считанные секунды. Это едва ли город, а людей - как в Бикон Хиллс. Малия пьет из бутылки, пока местный извращенец взгляда с нее не сводит. Тут же дети - грязные, в каком-то тряпье, - пинают мяч некоторые, другие на нее таращатся, как на достопримечательность. Жила в Канаде четыре года - загар ни к черту не годный.

Малия понятия не имеет, о чем местные говорят. Даже по интонации - и то не различить. Она покупает воду (они берут доллары), тыча пальцем, как ребенок, и долго вертит в руках кепку, которую Айзек всунул. В конце концов, оставляет на асфальте и идет к машине. Прижимает к себе рюкзак, пробираясь через толпу, выходит на трассу. Дальше - путь один. Вернется завтра, объяснит жестами, что угодно, но не обратно - к Хейлам.

Она идет больше пятнадцати минут, но по-прежнему видит разноцветные дома на площади и трубы завода. Мобильник сел; ей до него нет дела. Опустошает бутылку и валится на песок - она чувствует себя дерьмово. Достаточно, чтобы лечь и не найти сил подняться.

– Я смотрю, лупишь прямо к цели, – слышит Малия и не удивляется. В нескольких футах от нее тормозит автомобиль - машина Айзека. Ей хочется послать его к черту, но едва встает, продирая глаза. Голова трещит, как скорлупа фисташек, которые Брэйден щелкала.

– Малия, – Айзек помогает ей подняться. Прикладывает руку ко лбу, но она убирает ее.

– Оставь это для своего сына.

– Лучше покажу ему тебя в качестве яркого примера непослушания.

– Я не твоя маленькая девочка.

– О, ты в принципе не моя девочка, но я все равно нянчусь с тобой.

– В детстве отец не купил мальчику куклу?