Айзек замирает. Этого хватает, чтобы Малия поняла, что сказала не то. Она отстраняется. Буквально - выпутывается из рук, отскакивая, как от огня. Она - дикий зверек.
– Все детство я провел запертым в морозильнике. Не до игр было, – Айзек усмехается, но ему больно. Не так, как раньше, но Малии хватает обоняния волчьего, чтобы уловить. “Прости”, - с губ не слетает, а стоило. Она смотрит ему в глаза. Недолго, потому что все равно ответов не находит - скрывает умело, мальчишка.
– Я везу тебя на ранчо, а ты помолчи и доверься мне, – добавляет он. – Не собираюсь объяснять Скотту, что случилось с его девушкой.
– Я не его девушка.
– Ага, – Айзек придерживает дверь. – Садись.
– Я не его девушка, – повторяет Малия и чувствует, как тошнота подступает к горлу. Дело в жаре - ясно.
– Не поверишь, но мне все равно. Садись, пока не втолкнул тебя силой.
Ей хочется ответить, но в следующую секунду она выворачивает желудок точно на его идеально вычищенные ботинки. Ей дерьмово. Достаточно, чтобы Айзек не скривился.
– Тебе помощь нужна, – говорит он, и в первый раз за этот чертов день Малия уступает.
========== мармеладная любовь ==========
Комментарий к мармеладная любовь
Сталиевцы, для вас :)
Элли сидит возле дороги на пыльном песке, пачкая светлые шорты. Подогнула под себя ноги и вертит в руках Кэпа - у него щит снять можно, и он весь такой прикольный, и Элли бежала вчера туда, в кухню, со всех ног, чтобы сказать Малии: мне так нравится. Это же Капитан Америка - его лицо на ее футболках, плакатах в комнате, на заставке телефона Айзека даже. Это Скотт.
Элли бежала, чтобы сказать, что этот Капитан так похож на него: глаза, как у Скотта, добрые. И такие-такие грустные.
Почему - неразделенная любовь. Элли о такой слышала по телевизору и все сразу поняла: Скотт болен любовью. Это значит, что он любит кого-то, а кто-то не любит его в ответ - это как влюбиться в червяка. Он же глупый, он не скажет “я люблю тебя”. Элли собиралась выяснить, кто червяк Скотта, пыхтела, спрашивала (папу, Стайлза, Брэйден), а потом увидела Малию с такими же грустными глазами. Все очевидно: у Малии тоже есть свой червяк. Элли разузнать хотела, чтобы помочь своему Капитану Скотту - если есть, значит, знает, в чем суть, и это - суперсекретная информация.
А потом Малия уехала. Сбежала так быстро, что Элли удивилась, что в стене не осталось отверстия в форме Малии, как в глупых мультиках, которые Кора включает для Олби.
Элли немного злится из-за этого. Рассержена на двадцать три процента, потому что семнадцать она грустит, а оставшиеся шестьдесят думает, как помочь и Малии тоже - разумеется, с ее червяком.
А потом возвращается Айзек. Элли замечает его Айзекмобиль на горизонте и машет руками - всегда ждет, хотя Крис строго-настрого запретил выбегать на дорогу. Копается обычно отстриженными под корень ногтями в песке, вытирает пот ладошкой - жарко, губы сохнут, - но не уходит - ни за что. Айзек тормозит возле, открывая окно. У него продукты в пакетах плавятся и Малия возле - ей бы в Нома: там максимум плюс двадцать.
Элли ее замечает сразу, принюхивается, как собачонка, но Айзек решает, что спросит об этом позже. Запах - он почти уверен, что это то, из детства. Элли помнит инстинктами - той крохой, которую Арджент привез: Малия пахнет мамой. Сейчас, конечно, с толку сбивает: ей четыре, и она научилась думать.
– Кора сказала, что ты вернешься! – подтягивается через окно, стуча ногами по дверце - буквально в салон заползает.
– Она правда так сказала? – удивляется Айзек.
– Да. А еще, что ты… – она заминается, брови хмурит, высовывая язык. Вся напряженная - ведь помнила! – Pedazo de mierda, – выдает потом гордо и звонко (у Малии в черепной отдается). Буквально - выкрикивает в лицо. – Pedazo de mierda - кусок дерьма.
Выцепила же откуда-то перевод - явно не Кора сказала.
– Мать твоего ребенка назвала тебя куском дерьма?
– Странно, что вы, двое, не сошлись, – язвит Айзек, но тут же снова оборачивается к Элли. – Не говори это больше, ладно?
– Почему?
– Потому что это взрослое слово, – определенно лучше, чем “плохое”. Кора не ругается. Кора кидается взрослыми словами. Айзеку стоит поговорить с ней, да?
– А папе сказать можно?
– Нет.
– А Стайлзу можно?
– Даже Стайлзу, – а между тем слышит: сердцебиение. Оно сбивается. Все еще что-то значит для нее. Айзек, наверное, может понять: у него ребенок, но Кора - пусть не сахар - его. А Стайлз с Лидией (до сих пор не верит), и у Малии в груди заржавело, и трещит по швам, как выпотрошенная овечка: разрыв ткани рикошетом от стен в салоне.
Может понять, но не делает этого. Вместо - думает о Скотте. Слышал же, как расклеивался - как коробка, со звуком противным, чавкающим, стенки картонные расползались, клеем стянутые, - а не знал, кем была. Понял теперь. Окажись в подобной ситуации - сдался бы. Треугольник не любовный - Бермудский, ей-богу. И обидно, и сказать хочется, отчитать, как ребенка: он тебя, мать твою, любит. Не Стайлз - Скотт.