Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

Он делает вид, что она не избегает его, хотя оба знают, что это так. Она оставляет пасту нетронутой и засыпает на его диване, подогнув колени к груди - пытается согреться, но не просит его согреть. Скотт накрывает ее пледом и ложится на пол, подкладывая руки под голову, и твердит сам себе, что они были - он помнит, как жалась к нему и как скользил по губам губами, глотая ее стоны, и шептал: я рядом, родная.

А ночью просыпается от того, что она зовет Стайлза.

//

Малия говорит утром, что искала квартиру и нашла одну - в Сан-Фернандо. Не уезжает за тысячи миль, и это, может, и значило бы что, но Скотт думает только, как жалок в своей любви к ней. А она пьет черный кофе, двигая пластиковую тарелку с завтраком от себя, и не говорит, что спрашивала, вернется ли он. “Я никогда тебя не оставлю”, - уже, Стайлз. Четыре с половиной года - ей страшно, что столько прошло.

Она не знает, что Скотт слышал ее. Она оставляет свой адрес и оставляет его - а он отпускает. Так просто, казалось бы. На деле - некроз.

А в старой квартирке с невычищенным бассейном снаружи и пожелтевшим потолком внутри позволяет себе разреветься. И больно за Скотта, и не может выбить из себя Стайлза. И - как сейчас - помнит коркой застывшее непонимание в глазах ребенка. Их ребенка.

А утром берет себя в руки. Пересчитывает наличные и ищет работу - в “Биллс Бургерс” платят четырнадцать долларов в час. Она пытается жить по-человечески: покупает себе несколько новых рубашек и прочищает слив в ржавой ванне - сойдет на первое время. И вертит в руках мобильник, и набирает - почти. А не звонит. Квартирка в Долине - натуральный муляж. Настолько хорош, что не отличишь от оригинала.

Малия ночами скулит, сбивая одеяло к ногам, и забывает, как спать. И Скотт там без нее тоже не может

уснуть.

На следующий день сменщица - женщина за пятьдесят - шлет домой едва ли не в начале дня: Малия роняет поднос, и ей и так вычтут из зарплаты. Печется. Обещает зайти вечером и удостовериться, что она поела - тетка бывалая, от такой не отвяжешься. Малия заставляет себя быть вежливой.

В квартире выбрасывает заплесневелый тофу и счищает в урну пригоревшие спагетти - ни на что не годится. И не удивляется, когда в дверь стучат (сломанный звонок в подарок от прежнего хозяина). Знает, что Сэм - сменщица сказала звать так.

Открывает, поворачивая ручку - замка и то нет. А на пороге он.

Сжимает в жилистых руках пакет мармеладных медведей и улыбкой тянет:

– Привез тебе лекарство. От всех болезней, Мал.

========== Скотт-игрушечное-сердце ==========

[Я не против, даже если ты

никогда не будешь моей].

Малия отшатывается. У Стайлза наращенные за четыре года в ФБР бицепсы натягивают ткань рубашки, и сам едва ли тянет на того паренька, который орудовал бейсбольной битой подстать Уиллу Мейсу - отец все автограф получить мечтал.

Возмужал, а топчется на пороге, как в семнадцать. Весь он в этом.

– Что ты делаешь здесь? – Малия - ищейка. Щурится. Не предлагает войти - как еще не выталкивает наружу. – Не говори, что Скотт сказал, где я.

– Вообще-то, он. А ты скрываешься? Тогда я к твоим услугам. Агент Стилински - правда звучит гордо? – Стайлз по привычке тянется поправить галстук, но вспоминает, что в штатском - отвык от клетки и растянутых футболок. – Так что у вас со Скоттом?

– А должно что-то быть?

– Ну, вы вроде как вместе, – Стайлз ведет плечом, вышагивая по квартире - без лишней скромности зашел. Все рассматривает. А Малия только и ждала, чтобы он ее об этом спросил.

– Мы не вместе, – она отрезает. Скотт не болтает, а вышло, что едва ли не каждый из них уже парочку слепил. Малия же не думает, что люди видят.

А Стайлз тем временем плюхается на диван - единственное, что из мебели есть, - и проваливается. Пробивает шилом в заднице цветастую обивку, что прямиком из шестидесятых. И смеется. Он неуклюжим был и таким же остался.

– Кажется, я должен тебе новый диван, Мал.

А она даже улыбнуться не может: напряжение висит, как гирлянда - потухшая, с лопнувшими лампочками и перемотанным изолентой проводом. Здесь все убого. Стайлз тактично умалчивает, что его комната в общежитии и то лучше, хотя с соседом делит - тот любитель батончиков “Маратон” и грязных носков.

– Давно переехала?

– Три недели назад.

– А до этого где была?

– Тебе города перечислить?

Малия щетинится, как собака, а он подвоха не видит, скрытого: ты был нужен мне, Стайлз. Был.

– Если один из них - тот, что в Мексике. Сьюдад-Хуарес, слышала о таком?

– Скотт тебе разве не сказал? - язвит она.

– О чем? – он не понимает.

– Я видела ее. Очень похожа на тебя, – Малия превозмогает ноющее чувство в груди. А у него глаза загораются. Он вскакивает, он хватает ее за руки, сжимая. Он близко. Достаточно, чтобы Малия попыталась отстраниться - все равно значения не придает.

– Правда она хорошенькая? Наша девочка, – Стайлз - не Скотт, чтобы видеть, как болит. Желейная рана - растекшийся мармелад липнет к рубашке вязкостью крови.

Все еще думает, что родители. Все еще думает, что имеют право. Глупый.