Хейсар

– Я… – радостно выдохнул он. Потом сообразил, что висит на стене сарти в десятке шагов от пока еще жены соперника, вспомнил равнодушный взгляд Аютэ, скользнувший по нему, как по пустому месту, зеленую ленту в ее лахти, целых три уасти, ниспадающие на правое плечо, тяжеленное ожерелье Благодарности на груди и изо всех сил закусил губу.

Во рту тут же стало солоно от крови, а сердце заколотилось так, как будто пыталось проломить и ребра, и стену.

Открыв глаза, он невидящим взглядом уставился в стену и криво усмехнулся:

«Я, латт’иара! Иду брать то, что должно принадлежать мне…»

Глава 24 Кром Меченый

Второй день четвертой десятины первого травника.

…Уресс вернулся на крышу часа через полтора. Нахохленный, как голубь зимой, хромающий на левую ногу и с парой свежих ссадин на лице. Молча положив рядом с моей буркой тарелку с ужином, он доковылял до своих ил’личе и взялся за захваты. Потом выпрямился, повернулся ко мне лицом, встал в стойку песочных часов, медленно, на вдохе, поднял руки над головой и… чуть было не получил по темени кувшином, вывернувшимся из пальцев!

Скрип зубов расстроенного мальчишки, кажется, услышали даже в Авероне. Ибо он заглушил и звук, с которым разбился ил’личе, и насмешливое хмыканье часового.

Лениться Уресс не умел. Выпустить кувшин из рук из-за усталости – не мог, так как только вернулся с ужина. Поэтому я взглядом приказал ему подойти.

Подошел. Виновато опустил взгляд и начал извиняться.

– Покажи руку… – не дослушав его излишне многословную и по-хейсарски витиеватую речь, потребовал я. И мысленно присвистнул: большой палец мальчишки оказался вывихнут в первом суставе!

Спрашивать, кто его выбил, было бесполезно, интересоваться, почему он, Уресс, не обратился к лекарю, – тоже, поэтому я, поставив свои ил’личе, взял его за руку и предупредил, что будет немного больно.

Мальчишка гордо вскинул голову, презрительно прищурился и уставился на меня с таким видом, как будто я предложил ему поплакать.

– Шайир, иди сюда… – ощупав место вывиха, потребовал я у часового. – Поможешь…

К моему удивлению, тот повиновался. Без лишних слов или какого бы то ни было недовольства: подошел к Урессу, взял его за кисть и молча кивнул – мол, знаю, что делать, и готов.

Взявшись левой рукой за запястье[158] и обхватив правой большой палец, я плавно потянул его на себя и надавил своим большим пальцем на поврежденный сустав.

Уресс слегка побледнел и напрягся. А через мгновение, когда я рванул и палец встал на место, облегченно перевел дух:

– Спасибо, Мастер! Я готов продолжить тренировку…

– …Ну как, терпимо? – склонившись надо мной, встревоженно спросил Круча.

Я торопливо кивнул, попробовал приподняться, чтобы показать, что говорю не просто так, и чуть было не потерял сознание от боли в вывихнутом плече.

Изо всех сил сжал зубы, потом вымученно улыбнулся – и дернулся от тяжеленного подзатыльника:

– Лежи, не дергайся! Мне нужно, чтобы ты расслабился…

Расслабляться, чувствуя под мышкой край стола, было трудно. Однако я постарался. И через несколько минут почувствовал, что у меня получается – рука, свободно свешивающаяся вниз, стала ныть заметно меньше, потом потяжелела и затекла…

«Я расслабился…» – подумал я, шевельнул головой, чтобы дать это понять, и почувствовал, что Роланд сгибает ее в локте.

Поворот наружу, потом внутрь, рывок, короткая вспышка боли – и я, на мгновение заглянувший в чертоги Темной половины Двуликого, услышал удовлетворенный голос Головы[159]:

– Вот и все… Сейчас перебинтую – и можешь отправляться спать…

Подняв взгляд к солнцу, которое только-только начало путь по небу, я недовольно засопел, потом сообразил, что Круча, занятый моей рукой, не видит выражения лица, и буркнул:

– Я продолжу тренироваться…