Хейсар

Вспомнил Кручу. Вернее, его совет никогда не снимать ту броню, к которой привык. Выругался. Тряхнул головой, чтобы отогнать слабость. Выпустил из рук чекан, вогнал Орлиный Клюв[184] в горло атакующего и перекатился вправо. Оставив двух из четырех оставшихся на ногах воинов по другую сторону бьющегося в агонии тела и сократив дистанцию до третьего, вооруженного кинжалом и чем-то вроде рукояти кнута…

…Воспользоваться маневром с ходу не получилось – сначала у меня потемнело в глазах, потом подогнулась правая нога, и я потерял драгоценное время, пытаясь восстановить равновесие. Пришлось уходить снова, и опять смещением влево…

Воин не отставал. Вернее, двигался так, чтобы не закрывать меня от своих товарищей.

От бросков метательных ножей я уклонился. А потом вдруг сообразил, чем занимается четвертый!

Рванулся к центру сарти, чуть не завалившись на подгибающуюся правую ногу, поднырнул под руку с ножом третьего, походя вогнал ему палец в глаз, добежал до «беглеца», зажавшего под мышкой один из двух свертков и уже почти добравшегося до щели между зубцов, вбил носок сапога ему под колено и тут же расколол его голову об угол зубца.

В глазах потемнело снова. На этот раз – намного сильнее. Поэтому Зимняя Вьюга получилась «на ощупь» и, по ощущениям, раз в пять медленнее, чем обычно.

Впрочем, все равно получилась – закрученное тело с расколотой головой наткнулось на почти дотянувшийся до меня кинжал и, продолжив движение, увело атакующую руку воина вправо.

– Х-ха!!! – выдохнул воин и захрипел: мой кулак достал до его гортани. Но не проломил – у меня внезапно подогнулись колени, а перед глазами замелькали блестящие точки…

– Умри!!! – Темное пятно, окруженное желтым сиянием, вскинуло над головой что-то, похожее на мой чекан, и я, ощутив еще один удар – почему-то в живот, – начал медленно заваливаться набок…

Глава 29 Баронесса Мэйнария д’Атерн

Пятый день четвертой десятины первого травника.

…На лице древней старухи, с трудом выбравшейся из комнаты Крома, жили одни глаза. Все остальное: бледная, иссеченная глубокими морщинами и покрытая бурыми старческими пятнами кожа, тонкие, бесцветные и дрожащие от слабости губы, ввалившиеся щеки и беззубый рот – было уже мертво.

С трудом сделав пару шагов самостоятельно, «лучшая лекарка Шаргайла» обессиленно оперлась на клюку, дождалась, пока выскользнувшие следом женщины возьмут ее под локти, облегченно перевела дух и что-то проскрипела.

Что именно – я не поняла, так как не отрываясь смотрела на ее трясущиеся пальцы, с ужасом пытаясь понять, как я могла позволить уговорить себя доверить жизнь Крома человеку, одной ногой стоящему на погребальном костре!

– Дари[185] Иттира говорит, что она сделала все, что могла… – угрюмо посмотрев на меня, буркнула одна из хейсарок.

– Как он, ашиар’о? – спросила леди Этерия.

Помощница лекарки мрачно пожала плечами и опустила взгляд:

– Плохо. Он потерял слишком много крови…

– Слишком? – услышала я собственный голос, а потом вдруг поняла, что лежу на полу, морщусь от омерзительного запаха настойки сальви[186] и вижу над собой размытое пятно, в котором не столько видны, сколько угадываются черты лица баронессы Кейвази.

– Он… уходит, да? – кое-как собравшись с мыслями, выдохнула я.

Лгать она не стала:

– Пока нет, но… может…

– Помоги мне встать… – попросила я, закусила губу и вцепилась в протянутую мне руку. Потом кое-как поднялась на ноги и, с трудом переставляя неслушающиеся ноги, поплелась к открытой настежь двери…

…Кром выглядел плохо. Очень плохо: мертвенно-серая кожа, белые, сухие губы, ввалившиеся глаза. Выправленный, но жутко опухший и потерявший форму нос. Лоб, покрытый бисеринками пота. Мокрые, спутанные волосы. А почти все остальное закрывали многочисленные повязки, густо пропитанные лечебными мазями.

Вцепившись в его холодное, липкое от пота запястье и не почувствовав биения жил, я перепуганно рухнула на колени, склонилась над его полуоткрытым ртом и прислушалась к дыханию.

Дышал. Но как-то странно: то часто, поверхностно и очень шумно, то редко, глубоко и почти неслышно. А еще раз в минуту-полторы он замирал и переставал дышать. Вообще. И в эти мгновения вместе с ним замирала и я, пугаясь, что он умер.

Биение тоже нашлось. На шее – жилы бились часто-часто, но так слабо, что иногда терялись.

Когда он приоткрыл рот и я увидела сухой, обложенный белым язык, мне стало совсем плохо – состояние Крома в точности соответствовало описанному в одиннадцатом Слове трактата «О ранениях, их правильном лечении и травах, помогающих оному». То есть он действительно был на самой грани!!!

«Ему требуется змеелист и тильята! А еще много-много воды…» – мысленно взвыла я, вскочила на ноги и запоздало сообразила, что, если задет кишечник, давать воду нельзя ни в коем случае!