Мы играли и играли, а родственники Шарлиз сидели и слушали. К счастью, слова в куплетах было совершенно невозможно разобрать. Зато припев Эш пропевала очень четко. Не оставалось никаких сомнений, что это рекомендация заняться с собакой сексом – хотя бы оральным.
Наконец мы доиграли. Раздались хлипкие аплодисменты. В основном хлопали соседи, собравшиеся у забора.
– Спасибо, – объявил Кори. – Мы – группа «Какого…?».
Это заявление не заставило зрителей проникнуться к нам симпатией и не развеяло их недоумение. Что неудивительно.
– Это название группы, – пояснил Кори. – «Какого…?».
И снова никто ничего не понял. Эш зажмурилась.
Следующей по программе была песня «Деревья сожрали моего отца, часть 1». Но я остановил Кори, прежде чем тот начал отсчет.
– Не стоит сейчас играть песню о покойном родителе, – заметил я.
– А что сыграть? – спросила Эш.
Тут я понял одну вещь: даже при условии, что мы будем играть очень хорошо, у нашей музыки есть серьезные ограничения, если воспринимать ее как музыку для людей, которые приходят нас послушать. Одно из этих ограничений заключалось в том, что если люди пришли на концерт, чтобы расслабиться и получить приятные эмоции, наши песни не могли им этого дать. С таким же успехом можно было попросить бешеную собаку стать больничной собакой-помощником. Бешеная собака не стала бы покорно сидеть и терпеть, пока больной малыш с бритой головой тихонько почешет ей за ушком. О нет. Она бы залилась адским лаем, опрокинула поднос с больничной едой и в дикой панике вылетела в дверь. Вот такой мы были собакой.
– «Секс с тобой отстой», – предложил Кори.
– «Роджера Федерера», – предложила Эш.
– А может, про то, что Бог – всего лишь робот без стыда и совести? – спросил Кори.
– Бездушный робот.
– Я это и имел в виду.
– Нет. Не это.
– Эй, ребята, – крикнул один из сыновей Эда и Шарлиз – тот, которого звали Квинси.
Мы подняли глаза.
– А вы знаете песню
Стоявший рядом с ним Маленький Эд тряс головой. От смеха.
Вскоре и другие начали смеяться, и напряжение рассеялось.
Тут и остальные стали предлагать свои варианты, и все прикалывались, как могли:
Каждое название песни вызывало еще больший взрыв хохота, чем предыдущее. Эш и Кори смотрели на меня. Видимо, и впрямь считали своим лидером. Я лихорадочно соображал.
Или, по крайней мере, пытался. Потому что в голове у меня крутилось вступление к песне
Я спросил Эш и КОРИ:
– Ребят, а вы вообще хорошо знаете
В этот момент кто-то из соседей, стоявших за забором, спросил:
– Эд, как думаешь, может, мы сыграем пару песен?
Мы посмотрели на чувака за забором. Потом на Эда.
Глаза у Эда покраснели и воспалились. Но он улыбнулся и ответил:
– Спроси у ребят.
И мы им разрешили. Разве могли мы поступить иначе? Они не были профессионалами – возможно, играли вместе в церкви или где-то еще. Сыграли госпел и блюз, а потом просто начали бренчать, импровизировать и переходить от одной мелодии к другой. Иногда один парень читал рэп, и в целом у них получалось неплохо. Конечно, они не открывали Америку и никому не сносили крышу. Но их музыка расслабляла, под нее можно было танцевать, и вскоре все во дворе Шарлиз и Эда пустились в пляс. А мы с Эш и Кори сидели в сторонке, смотрели и мотали на ус.
Кори за час умудрился выпить четыре разных вида пива. Потом он встал, но тут же сел, снова встал и очень быстро пошел в дом. Больше мы его не видели.
Я не пил. Эш пила потихоньку. Мы не разговаривали. Просто смотрели, как играет самодеятельная группа, пока нас жрали комары.
А потом басиста позвала домой жена.
– Эй, беглец! – окликнул Эд, стоявший рядом с музыкантами. – Где наш басист-беглец?
Я подошел к ним.
– Песню
С местным барабанщиком было весело играть. Он отбивал мощный ритм и смотрел на меня с открытым ртом, как будто через мою голову заглядывал в открытый космос или в лицо Богу. Гитарист тоже был нормальный. Правда, когда пел, малость выпендривался и злоупотреблял тремоляциями. Зато играл чисто, и мы легко сработались.
Приятнее всего было смотреть на Эда и Шарлиз, которые танцевали во дворе. Эд беззвучно выкрикивал слова песни, вертел Шарлиз и откидывал ее назад, а ее лицо полностью преобразилось: на нем появилась напряженная улыбка в форме буквы О, и она вскинула брови, словно хотела сказать: «Кто этот человек, который со мной танцует? В жизни его не видела. Надо, конечно, взять себя в руки, но, по-моему, я влюблена».
Пару раз я бросил взгляд на Эш. Ее лицо было в тени, но, кажется, она тоже улыбалась.