Херсонеситы

Шум волн заглушил шаги, и Дионисий смог некоторое время наблюдать за движениями Зо. Однако совсем недолго. Снова подвела не пожелавшая помолчать галька. Девочка вскинула голову, резко обернулась и на мгновение, необходимое для узнавания, замерла. Солнечный луч, отразившись от воды, упал на ее лицо, одарил его золотистыми переливами и утонул в черных волосах, перехваченных яркой красной лентой. Сердце Дионисия радостно застучало: Зо была нарядна! Значит, ждала, хотела понравиться, не догадываясь, что понравилась на всю жизнь и что нравиться больше просто невозможно! Заметил Дионисий и новую, более дорогую застежку на гиматии, и незамысловатое, но симпатичное ожерелье из ракушек, почти такое же, какое было у его матери. Тяжелое воспоминание полоснуло по сердцу, но Зо улыбнулась так светло! Дионисий шагнул ей навстречу.

– Наконец ты пришел! – воскликнула она, вскочила, не зная, куда бы деть ставшие вдруг суетливыми руки, оправила складки хитона. – Это все – для тебя, – наивно призналась, дотронувшись до ожерелья и застежки. – Ведь ты не передумал прогуляться со мной по городу?

– Передумал? Зо, ты даже не представляешь, какие неподходящие слова говоришь! Я думал об этом весь вечер и все сегодняшнее утро! Я видел твое лицо во сне! А ты сегодня оказалась еще красивее, чем была вчера.

– Когда я вырасту и мне исполнится пятнадцать лет, отец отдаст меня кому-нибудь в жены. Я буду самой красивой женой! – засмеялась Зо, схватила Дионисия за локоть и потянула от моря. – Идем же! Ой! – Она остановилась и нежно, почти не касаясь, дотронулась до его пробитой стригилем руки. – Тебе больно? Ты ударился обо что-то острое?

Рассказывать о том, что произошло в палестре, Дионисию не хотелось. Его подруга и без того боялась сына своего хозяина. Но она заглядывала в глаза своими распахнутыми тревожными глазами, и не ответить было невозможно.

– Это Кирос швырнул в меня стригиль…

Зо вскрикнула, в ужасе зажала рукой рот.

– Я боюсь, Дионисий! Он же совсем бешеный.

– Не волнуйся, Атрей обещал обучить меня науке борьбы. Тогда я сумею постоять и за себя, и за тебя.

– Но для этого потребуется много времени! – Зо, словно маленькая, погладила раненое плечо. – Пожалуйста, заживай поскорее! Если бы я была Асклепием…

– Лучше оставайся собою! Рана уже затягивается. А день так хорош! Пойдем же, не стоит уделять много внимания тому, что уже состоялось.

Зо подняла глаза. Дионисий улыбался – и ее беспокойство тут же растворилось, подобно утреннему туману.

– Что ты хочешь увидеть и узнать? – спросила она, направляясь по дорожке, соединяющей город с берегом.

– Покажи то, что нравится тебе самой.

– Тогда пойдем на агору. И на рынок. Ты хочешь посмотреть на рынок, Дионисий? Туда привозят товары со всей Таврики! Но больше всего я люблю лавку коропласта[20]. Там столько статуэток! Если бы мне выпало родиться мужчиной, обязательно стала бы коропластом! А ты?

Дионисий задумался. В отличие от Зо, мужчиной он родился, поэтому и выбор его на первый взгляд не был ограничен ничем. Но почти всю свою жизнь проживший в крестьянской усадьбе, он видел так мало!

Единственное, что нравилось ему безоговорочно, – это науки, о которых говорил Епифаний. Особенно философия. Да, он определенно хотел бы отдать себя этой науке.

– Я буду философом, Зо!

Она переливчато засмеялась, замотала головой.

– Ой, Дионисий! Я не знаю такого слова! Что ты будешь делать с твоей философией? Может быть, тоже фигурки людей и животных?

– Нет! Философы не делают ничего!

Девочка недоверчиво заглянула ему в глаза: может быть, ее друг шутит?

– Но ничего не делают лишь бездельники. Ты совсем не похож на них. Даже богач Хаемон…

– Не вспоминай о нем! Милая Зо, философы ничего не делают руками. У них трудится голова. Мой наставник Епифаний рассказывал мне о тех, кто посвятил себя этой науке.

– Я тоже хочу знать. Расскажи хотя бы об одном, чтобы я понимала.

– Хорошо. В большом городе Афины жил философ Сократ. Он считал, что тот, кто понимает, почему нужно вести себя хорошо, никогда не будет совершать плохих поступков.

– Ох как правильно! А дальше?

– Сократ просил людей, чтобы они были лучше, добрее. Он считал добром демократию, а тех, кто не придерживается ее принципов, людьми эгоистичными, и пытался их переубедить с помощью своих мыслей и знаний. – Дионисий глянул на Зо. – Тебе интересно?

– Да! Очень! Но что такое это слово – «демократия»?

Он задумался. Как в нескольких словах объяснить то, о чем Епифаний втолковывал ему не один день?

– Это свобода и закон, равенство и право выбора.

– Знаешь, я подумала, вот бы Кироса познакомить с этим самым Сократом! Вдруг бы он стал хоть чуточку добрее!

– А ты тоже немного философ, Зо! К сожалению, Сократ уже по ту сторону Стикса, ему не образумить Кироса.

– Занимаются ли философией женщины? – после недолгого молчания спросила Зо почему-то шепотом. То, о чем рассказывал Дионисий, было так удивительно! До сего времени она даже и не предполагала, что у мужчин бывают занятия не менее интересные, чем создание глиняных фигурок.