Херсонеситы

Наконец пытка поэмой закончилась, и, высказав слова восхищения и уверения в том, что она будет хорошо воспринята на состязании поэтов, Дионисий напомнил о предложении перекусить. Пища и необходимость отвечать на самые простые вопросы отвлекли от тяжелых раздумий.

– Как идут твои занятия с Атреем? – спросил Актеон.

– Они замечательны.

– Нашлись ли среди учеников те, с кем ты мог бы проводить время?

– Нет. Пока они не принимают меня.

– Почему же? Разве ты чем-то отличаешься от остальных?

– Кирос, сын Хаемона, мешает им сделать свой выбор.

– Но ты не чувствуешь одиночества?

– Нет, дядя. Дополнительные занятия с Атреем развлекают и требуют много времени. Я собираюсь в совершенстве овладеть наукой борьбы.

Актеон усмехнулся.

– О! Знаю я Атрея. Он уже успел намять тебе бока?

Улыбнулся и Дионисий.

– Мое тело в синяках, руки и ноги болят, однако к концу последнего занятия наставнику не удалось в отпущенные сроки трижды бросить меня в песок. По-моему, его это удивило, но Атрей был доволен.

– Что он сказал? – В глазах Актеона забегали лукавые огоньки.

– Сказал, что находится не в лучшей форме. Но, повременив, признал, что я делаю несомненные успехи.

– Он все так же не требует денег за свою науку?

– По-моему, возможность первому услышать новую поэму в качестве дорогого гостя на одном из твоих симпосиев ему дороже тех нескольких монет, которые он получит за занятия со мной.

– Что ж, лестно… Я услышал тебя, мальчик, и обязательно учту это при наших с Атреем расчетах.

Рассеянно нащупав на блюде гроздь винограда, Актеон посмотрел на спелые ягоды.

– Хочешь ли знать, как Совет предлагает провести нынешний праздник урожая?

– Да, очень хочу! – громко воскликнул Дионисий. Слишком громко для спокойной беседы.

Но Актеон понял это по-своему.

– Не сомневаюсь. Ты ведь никогда не участвовал в подобных празднествах?

– Нет.

– В театре пройдут состязания поэтов, на которых я надеюсь одержать победу, соревнования флейтистов. Актеры представят «Ифигению в Тавриде»{45}. Будут состязаться и атлеты. Надеюсь, ты сможешь показать, насколько хорошо бегаешь.

Дионисий напряженно кивнул. Он ждал другого.

– Ах, совсем забыл… Праздничное шествие! Им все и начнется. Мы пойдем к виноградникам, чтобы там, на просторе, воздать хвалу Дионису и принести надлежащие жертвы. Несколько хорошо откормленных поросят уже ждут своей счастливой участи.

Ужас в выпученных глазах племянника Актеон принял за проявление любопытства. Довольный достигнутым эффектом, он выдержал необходимую паузу и совершенно другим голосом начал:

– Мальчик, выслушай меня внимательно. Я долго думал над тем, о чем хочу сейчас сказать. У меня нет детей. Ты – единственный родственник, которого я, кажется, полюбил, как сына. Мое хозяйство велико. Мой дом, надеюсь, стал и твоим. После праздника урожая я собираюсь заявить городской общине, что отныне провозглашаю тебя сыном и наследником. Как ты отнесешься к такому решению?

Дионисий вскочил, упал на колени перед дифросом, на котором сидел дядя, ткнулся головой в складки его хитона. Воспитанный в относительной строгости и даже аскетизме, до сих пор чувствуя себя одиноким, Дионисий приобретал не просто родственника, выполняющего волю умершей сестры, но родственника, который захотел назвать его сыном.

– О Актеон, ты спрашиваешь меня? Я привязан к тебе, как к отцу. Даже если бы ты был неимущим рабом, я любил бы тебя всей душой, всем сердцем!

– Вот и хорошо! И хорошо! – растрогался Актеон. В какой-то миг Дионисию показалось, что в уголке его глаза блеснула слеза, но дядя поспешил отвернуться. – Я сегодня сказал много. И время уже достаточно позднее. Тебе пора идти в палестру.

₪ ₪ ₪

В этот полный неожиданностей день встретиться с Зо Дионисию не пришлось. Вместо нее у моря его ждала маленькая, лет пяти, рабыня. Когда Дионисий спускался к берегу, она сидела на корточках у самой воды и швыряла в море некрупные камешки. Завидев большого мальчика, малышка вскочила, отлепила от лодыжек намокший хитон, глянула доверчиво:

– Это ты – Дионисий?

– Я, – ответил он, уже догадываясь, что говорит с посланницей своей подруги.

– Меня прислала Зо. Она сказала: «Пойди к Дионисию и передай, что мать поручила мне много работы и я не могу выйти из дома».

– Это всё?

– Нет. Зо еще сказала, что помнит о том, куда вы должны пойти через три дня, и назначает встречу здесь, на этом месте.

Дионисий задумчиво кивнул.

– Что ж… Благодарю тебя. Передай Зо, что ты хорошо выполнила ее поручение.

Малышка радостно затрясла кудрявой головкой и, сверкая босыми, испачканными песком и пылью пятками, побежала в горку.

Дионисий остался один.

Постояв у моря, бесцельно побродив по городу, он вернулся домой затемно, поел и лег спать.

Приснилась ему Дайона. Она глядела из глубокого черного колодца и, протягивая бледные руки, умоляла:

«Собака! Собака! Братик, помни о собаке! Помни о собаке! Помни…»

Он в ужасе проснулся, вскочил. Ложе жалобно заскрипело. Но громче этого скрипа забилось, отдаваясь в висках, сердце. Осознав через мгновение, что видел всего лишь сон, Дионисий стиснул руками голову.