Хьервард

Казалось, кто-то вбил ему гвоздь в самое темя: голова взорвалась вспышкой боли, перед глазами всё поплыло, ноги начали подгибаться. Странник ударил ответным заклятьем, но туча отравленных игл, окружившая чародейку, разбилась о подставленный ею щит. Темноволосая выбросила вперёд руку, что-то выкрикнула — с пальцев её сорвалась тонкая струйка серого дыма, поплыла к Вельтейту — и исчезла, рассеянная возникшим из ниоткуда кружащимся вихрем. Ничья.

Они обменялись ещё несколькими ударами, стараясь не пускать в ход наиболее разрушительные из своих заклинаний: обвал никак не входил в планы чародеев. Волшебница отчего-то не использовала тех чар, что едва не погубили Вельтейта в храме Тёмного Владыки: возможно, она просто не желала понапрасну расходовать силы, зная, что на сей раз странника не удастся застать врасплох.

…Они стояли друг напротив друга — закованный в латы воин и царственная темноволосая женщина. Дыхание их было сбивчивым, неровным: магический поединок отнял слишком много сил. Бой продолжался не менее получаса, но никто из противников не сумел взять верх. Вельтейт замер, напряжённо застыл, внимательно вглядываясь в бездонную глубину её глаз, пытаясь отыскать в них ответ на один единственный вопрос: почему она не использует Камень?! Ведь это же так просто — прикоснуться к матовой поверхности, и, вобрав в себя силу артефакта, стереть врага в порошок. Почему она не делает этого, почему?!

Она жалеет его. Осознание этого пришло внезапно, словно кто-то плеснул в лицо Вельтейту ледяной водой. Она жалеет, она хочет сохранить ему жизнь. Но зачем?!

— Затем, что хочу понять. — Её голос прозвучал в сознании ясно и отчётливо, словно они вновь очутились в той странной деревне посреди равнины. — Затем, что хочу найти ответы на вопросы, мучающие меня. Тебе не понять этого, смертный. Что же ты стоишь, Вельтейт? Чёрный Камень — вот он, протяни руку, и сокровище, наконец, станет твоим. Что же ты стоишь?

Вопросы? Какие, к Ракоту, вопросы? Что за бред? Она пытается запутать его, лишить бдительности, заставить поверить, что победа уже в руках. Неужто она прошла весь путь сквозь Упорядоченное, сражалась с ним, Вельтейтом, лишь для того, чтобы найти ответы на какие-то вопросы? Нет. Она лжёт, лжёт, выжидая момент, чтобы нанести удар. Ей нужен Камень, неважно зачем, но нужен. Она не получит его. Никогда.

Нет. Ты, проклятая колдунья, лишила меня всего: нормального существования, покоя, надежды и смысла жизни. Ты отобрала у меня даже родной мир. Пришло время платить за всё. За всё. Раньше я к чему-то стремился, чего-то хотел; к чему мне стремиться теперь! Ты отобрала у меня то, что делает человека человеком, одна стала для меня всем миром, всей вселенной. Я ненавижу тебя, ненавижу!

Злоба закипала в груди, злоба, равной которой Вельтейт ещё никогда не испытывал в жизни. Это было нечто большее чем ненависть, большее чем даже амок: воин не знал названия тому чувству, что захлестнуло его, обращаясь в чистую силу. Черноволосая ощутила что-то, воздух рассекла стремительная серая молния — и разбилась о вскинутую руку странника, брызнув в разные стороны струйками тёмного пламени. Вельтейт бросился вперёд, одним прыжком преодолел несколько шагов, отделявших его от чародейки; лезвие Карнота описало широкую дугу, навстречу ему взметнулся серебристый клинок волшебницы и…

Время застыло, замерло, мгновения тянулись словно годы… Воин Храма видел, как изукрашенное рунами лезвие медленно погрузилось в плоть черноволосой, играючи рассекая мышцы, разрубая кости; брызнула яркая алая кровь, заляпав нагрудник Вельтейта, глаза чародейки расширились в неописуемом ужасе, рот приоткрылся, издавая жуткий хрип, и она медленно стала заваливаться набок. Сталь с мерзким хрустом вывернулась из тела убитой, а целую вечность спустя откуда-то снизу донёсся приглушённый стук.