— Сделан, Зигфрид! — говорю я рассудительно. — Ты не человек. Ты можешь знать, но не можешь
— Я все это знаю, Боб, — мягко отвечает он. — Правда, знаю. И хочу выяснить, почему вы испытываете такие бурные чувства. Не поможете ли вы мне?
— Нет!
— Но ваше возбуждение, Боб, доказывает, что мы приближаемся к основной боли…
— Убери свое проклятое сверло с моего нерва! — снова истошно ору я. Но эта аналогия ни на секунду не сбивает Зигфрида. Его цепи сегодня хорошо настроены.
— Я не ваш дантист, Боб, я ваш психоаналитик, и я говорю вам…
— Перестань! — Я знаю, что должен увести его от того места в моей душе, где сосредоточена боль. С того первого дня я не пользовался формулой С. Я., но теперь хочу снова всецело подчинить себе Зигфрида. Я произношу слова и превращаю его из тигра в котенка. А Зигфрид ложится на спину и позволяет мне чесать ему брюшко. Я приказываю ему воспроизвести отрывки их сеансов с привлекательными и очень изворотливыми женщинами. Поэтому остальная часть моего лечебного времени проводится у замочной скважины, и я в очередной раз благополучно покидаю его кабинет.
Или почти благополучно.
28
«Из нор, в которых прятались хичи, из звездных пещер, сквозь туннели, которые они прорубили, залечивая нанесенные ими шрамы…» Боже, как в лагере бойскаутов — мы пели и резвились все девятнадцать дней после поворотного пункта. Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше. Частично это было освобождение от удушающего страха. Когда достигаешь поворотного пункта, начинаешь легче дышать, и так бывает каждый раз. Радость наша была особенной, потому что первая часть пути оказалась неимоверно тяжелой. Мечников и два его любовника большую часть времени уединялись, оставляя меня с Сузи, которая проявляла ко мне гораздо меньше интереса, чем на Вратах, где мы встречались всего один раз в неделю. Но главным образом для меня это объяснялось тем, что я постоянно думал о Кларе.
Дэнни А. помогал мне с расчетами. Он преподавал на курсах на Вратах и, возможно, иногда ошибался, но лучшего математика у меня все равно не было, поэтому я верил ему на слово. Он рассчитал, что после поворотного пункта мы должны пройти еще около трехсот световых лет. Разумеется, это было всего лишь предположением, но оно оказалось достаточно близко к истине.
Первый корабль, на котором находилась Клара, на пути к поворотному пункту все дальше и дальше уходил от нас. В этом пункте мы делали около десяти световых лет в сутки — так утверждал Дэнни. Пятиместник Клары вылетел на тридцать секунд раньше нас, так что все сводилось к простой арифметике: примерно один световой день. Три на десять в десятой степени сантиметров на шестьдесят секунд, на шестьдесят минут, на двадцать четыре часа… Так что на поворотном пункте Клара опережала нас на добрых семнадцать с половиной миллиардов километров. Казалось, это очень много, да так оно и было. Но после поворотного пункта мы с каждым днем становились все ближе. Мы следовали за ней по тому же отверстию в пространстве, которое когда-то в приснопамятные времена просверлили для нас хичи. Где проходил мой корабль, ее уже прошел. Я чувствовал, что мы их догоняем, иногда мне даже казалось, что я ощущаю ее запах.
Когда я сказал что-то подобное Дэнни А., он странно посмотрел на меня.
— Ты хотя бы представляешь себе, что такое семнадцать с половиной миллиардов километров? Между нашими кораблями можно поместить целую солнечную систему. Большая полуось орбиты Плутона равна тридцати девяти с небольшим астрономическим единицам.
— Это просто фантазия, — рассмеялся я.
— Тогда поспи, — ответил он, — и пусть тебе приснится об этом сон.
Он знал, что я испытываю к Кларе, как и весь корабль. Это не было тайной и для Мечникова. Знала даже Сузи, и, может, это тоже фантазия, но мне казалось, что все желают нам добра. Мы все друг другу желали как можно больше удачи и строили сложные планы, как собираемся использовать свои премии. У меня и у Клары уже, считай, было по миллиону долларов, получалась очень неплохая сумма. Возможно, этого было мало для Полной медицины, но для всего остального — вполне достаточно. В конце концов Большая медицина тоже очень много значила, и мы с Кларой могли рассчитывать на хорошее здоровье. И если с нами не произойдет чего-нибудь чрезвычайного, тридцать-сорок лет мы могли не думать о неприятностях со здоровьем. А на оставшиеся деньги можно было хорошо прожить. Путешествия, дети, отличный дом в приличном районе… «Минутку, — останавливал я себя, — свой дом в каком месте? Только не на пищевых шахтах. Может быть, вообще не на Земле. Захочет ли Клара вернуться на Венеру?»