[Хичи 1-2] Врата. За синим горизонтом событий

— Странно, — изумленно проговорил я и показал на спираль. Не думаю, чтобы кто-нибудь слышал меня, потому что из радио доносились электрические разряды, а в замкнутой капсуле они звучали очень громко.

Мечников схватился за ручку настройки и усиления громкости. Сквозь шум и треск я услышал голос. Вначале я не узнал его. Но потом разобрал, что это Дэнни А.

— Чувствуете?! — кричал он. — Это волны гравитации. Мы в беде. Прекратите сканирование!

Я машинально прекратил его. Но к этому времени корабельный экран повернулся, и на нем появилось нечто непонятное — не звезда и не галактика. Это была тускло светящаяся масса бледно-синего цвета, вся в пятнах, огромная и устрашающая. При первом же взгляде я понял, что это не солнце. Солнце не может быть таким синим и тусклым. При взгляде на это чудовище резало глаза, но не из-за яркости. Болело внутри глаз, в зрительном нерве. Боль пульсировала в самом мозгу.

Мечников выключил радио, и в наступившей тишине я услышал, как Дэнни А. испуганно причитает:

— Боже! Мы пропали. Это черная дыра.

29

— С вашего разрешения, Боб, — спокойно произносит Зигфрид, — прежде чем вы переведете меня на пассивный режим, я хотел бы обсудить с вами один вопрос. — Я настораживаюсь, сукин сын как будто читает мои мысли. — Я замечаю, — немедленно продолжает он, — что вы испытываете какое-то опасение. Вот его-то я и хотел бы исследовать.

Невероятно. Я как будто хочу пощадить его чувства. Иногда я забываю, что он всего лишь компьютерная программа.

— Я не знал, что ты чувствуешь это, — извиняюсь я.

— Конечно, чувствую, Боб. Когда вы даете мне соответствующую команду, я повинуюсь ей, но ничто не мешает мне записывать и интерпретировать данные. Я полагаю, такой команды в вашем распоряжении нет.

— Ты правильно полагаешь, Зигфрид.

— Почему бы вам не познакомиться с накопленной информацией? Я не пытался вмешиваться до настоящего времени…

— А ты мог?

— Да, у меня есть возможность обратиться за соответствующей командой к своим руководителям. Но я этого не сделал.

— Почему? — Старая кастрюля с болтами и гайками продолжает меня удивлять. Это нечто новое.

— Как я уже сказал, для этого не было причины. Но вы явно стараетесь оттянуть столкновение, и я хотел бы сказать, что думаю об этом столкновении. Чтобы вы сами могли принять решение.

— О дьявол! — Я отбрасываю ремни и сажусь. — Не возражаешь, если я закурю? — Я знаю, каким будет ответ, но он опять меня удивляет.

— В данных обстоятельствах — не возражаю. Если вам нужно средство, чтобы уменьшить напряжение, я согласен. Я даже подумывал об использовании легкого транквилизатора, если захотите.

— Боже! — восхищенно восклицаю я и закуриваю. Мне приходится удерживать себя, чтобы не предложить Зигфриду сигарету! — Ладно, давай.

Зигфрид встает, разминает ноги и переходит к более удобному креслу. Я не знал, что он способен передвигаться по комнате.

— Как вы, наверное, заметили, я стараюсь успокоить вас, Боб, — заявляет он. — Но вначале позвольте сказать вам кое-что о моих способностях. И ваших тоже, о чем, мне кажется, вы не знаете. Я могу предоставить информацию о любых клиентах. То есть вы не ограничены только теми, у кого был доступ лишь к этому терминалу.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — растерянно отвечаю я, когда он замолкает.

— Мне кажется, вы поняли. Или поймете чуть позже. Но самый важный вопрос, какое воспоминание вы пытаетесь подавить. Я считаю необходимым, чтобы вы его разблокировали. Я подумывал предложить вам легкий гипноз, или транквилизатор, или даже приглашение на сеанс чело-века-психоаналитика, и все это в вашем распоряжении, если, конечно, вы захотите. Но я заметил, что вы чувствуете себя относительно комфортабельно в обсуждении того, что считаете объективной реальностью, отличимой от вашей. Так что я хотел бы обсудить в этих терминах один эпизод из вашего прошлого.

Я старательно стряхиваю пепел с кончика сигареты. Он прав, пока разговор идет абстрактный и безличностный, я могу говорить о чем угодно.

— Какой эпизод, Зигфрид?

— Ваш последний полет с Врат, Боб. Позвольте освежить вашу память…

— Боже, Зигфрид!

— Я знаю, вам кажется, вы все прекрасно помните, — говорит он, правильно интерпретируя мое восклицание, — и в этом смысле я не считаю, что ваша память нуждается в стимулировании. Но в этом эпизоде интересно то, что вы тщательно скрываете все сферы ваших личных затруднений. Ваш ужас. Ваши гомосексуальные наклонности…

— Эй!

— …которые не являются ведущей тенденцией вашей сексуальности, Боб, но из-за которых вы тревожились больше, чем они того заслуживают. Ваши чувства к матери. Or-ромное ощущение вины, которую вы чувствуете за собой. И прежде всего — женщина, Джель-Клара Мойнлин. Все это снова и снова повторяется в ваших снах, Боб, хотя вы не всегда можете это распознать. И все это присутствует в одном эпизоде.

Я гашу сигарету и осознаю, что курю одновременно две.

— Не вижу, при чем тут моя мать, — говорю я наконец.