Хидэёси. Строитель современной Японии

Новый замок, расположенный на высоком мысу, но укрытый в полости эстуария (Нагоя-ура), был также защищен со стороны моря островом, находящимся в центре бухты Карацу. При его постройке широко использовались решения, примененные в цитадели Осака, — внушительные рвы, циклопические стены, угловые башни в несколько этажей, характерные для оборонительной системы того времени. Планировка наружных стен, намеренно усложненная, изолировала друг от друга многочисленные камеры для расквартирования армий и помещала потенциального захватчика в опаснейший лабиринт — непостижимый для того, кто не был с ним хорошо знаком, он незаметно вел чужака к изломам коридоров и ловушкам, позволявшим уничтожить штурмовую группу за недолгое время. Ансамбль его оштукатуренных стен и гордых стрельчатых фронтонов под глазированными крышами венчал пятиэтажный донжон на каменном цоколе.

От этого замка грез ныне осталось лишь живописное изображение, несомненно принадлежащее наблюдательной кисти Кано Мицунобу (1565–1608), сына и ученика знаменитого Эйтоку, того самого, которому Нобунага когда-то поручил отделку своего дворца Адзути. На картине есть все: геометрическое плетение внешних стен, изящество башен, ворот, павильонов и кипучая жизнь в цитадели, ненадолго ставшей центром мира, с точки зрения Японии. Китайские и португальские путешественники и послы теснятся там в живописной и совершенно нереалистичной мизансцене — протокол не допускал, чтобы к правителю одновременно направлялось две делегации, проходившие мимо групп пресыщенных и равнодушных самураев, совместно спеша приветствовать повелителя: японским художникам были присущи стремление к комичному и мягкий юмор, и они писали на основе воображения, по памяти, но при этом использовали образы, которые живо и точно запомнили.

Все источает живое очарование, образуя словно отсвет жизни, какой жила Нагоя в те ключевые годы, порой столь трудные для понимания, — 1591–1592. У подножия замка сформировался «нижний город» (дзёкамати), где теснились жилища ремесленников и купцов. В результате цитадели Японии той эпохи не имели чисто военного облика — в них могли успешно сосуществовать два образа жизни: военное искусство, с одной стороны, и тяжелая повседневная работа — с другой; они жили в симбиозе и постоянно оказывали друг другу взаимные услуги, и из этого произрастет процветание доиндустриальной Японии.

Но в Карацу-Нагоя еще активней, чем в других местах, Хидэёси вводит новшества: в самой глубине огороженного пространства он создает ямадзато, «деревню на холме», маленький рай, скрытый за крепостными стенами: покои для приемов, чайные павильоны, легкие галереи, воссоздающие мир блаженства среди военных построек — два островка у подножия большого донжона.

Хидэёси поселился там в апреле 1592 г. Тем не менее он испытывал озабоченность: ни природная красота этих мест, ни море, открытое в мир, ни успех архитектурного замысла, созданного и воплощенного всего за несколько месяцев, не могли его развеселить. В противоположность тому, что бывало раньше, и к его большому удивлению, он с величайшей неохотой покидал столицу, расставался с радостями своего огромного дома, с очаровательной непосредственностью Ёдогими, матери бедного маленького Цурумацу, чье имя, составленное их двух знаков доброго предзнаменования — «аист» и «сосна», — должно было защитить его от всех бед. Его не покидали мучительная печаль, ощущение гибели надежд, образ ребенка, препорученного теперь только Дзидзо — доброму божеству, которое покровительствует ему в ином мире. Чтобы сохранить последнюю связь, Хидэёси заказал маленькую статую своего сына: установленная в Киото, в Мёсиндзи, на корабле с колесиками — возможно, любимой игрушке ребенка, она оставалась единственным отблеском его жизни. И природа тоже отвернулась от несчастного отца — более чем когда-либо он чувствовал усталость; его аппетит стал переменчивым, и настолько, что он никогда не упускал случая пожаловаться на это в письмах, которые регулярно посылал супруге. Более того: его зрение ослабло! Но не к лучшему ли это было? Он не так замечал седые волосы, постепенно покрывавшие голову.

Хуже было то, что ему не желал подчиняться внешний мир. Корейцы прикидывались, что ничего не слышат, и совсем не спешили способствовать прохождению японских войск. Правда, последние выглядели грозно: в целом 150 тысяч человек как минимум было поставлено под командование Кониси Юкинага и Като Киёмаса, а перевозила их огромная флотилия под началом Куки Ёситака и Тодо Такатора; каждая приморская провинция должна была поставить два больших корабля с лена, дающего 10 тысяч коку дохода; города и деревни направляли моряков из расчета десять человек на сто домов. И это не все. Люди и строительные материалы должны были сосредотачиваться в Осаке. Богатым феодалам с годовым доходом более 100 тысяч коку было предлржено построить по три больших корабля и по пять среднего размера. Хидэёси выделил необходимый денежный аванс и позже оплатил из него то, что оставалось.