— Что, правда? Не знал... Яни создала “духовную политику”? Невероятно... Почему ты не говорил?
— С делами забегался, вот и забыл, что ты не знаешь об этом.
— За что они убили Яни? Ты уверен, что это иллюминаты, или подозреваешь?
— Это дело глаз иллюминатов, Лэд. Всю свою жизнь Яни пыталась узнать, если кто-то из Богов и создал вселенную, то кто тогда этот первый. Она усердно искала, копила информацию, изучала религии, историю, и пришла к выводу, что кто-то усердно утаивает. Орден иллюминатов, сынок, они убили её. Некто из высших умертвил её одним лишь взглядом, представляешь себе такое? Глазом убили! Долго они не решались сунуться сюда: меня боялись, проклятия. Твою мать уработали, когда мы с ней были в поездке в Вемонский архив в Зарчеи за историческими материалами. Яни была историком, она была уверена, что всё, что мы знаем о мире — ложь, а правда тщательно скрыта. Хоть я и считаю, что первопричина бытия — хаос, Бог-случайность, если угодно назвать это “богом”, все почему-то обожают обожествлять всякие явления и феномены. Не важно, сути не меняет, ведь о первоследствии мне известно ничего, поэтому я поддерживал увлечение жены. Те, кто создают историю, придут и сюда. Очень скоро. Они не успокоятся, пока не сожгут все исследования, все книги и тебя.
— За что меня?! И почему очень скоро?
— Да дай мне уже спросить!!! Ты остановишься или нет?! Вопросами завалил... — Споквейг обременённо глянул вверх. — Я, между прочим, тороплюсь: ритуал начался, — он опустил голову, — пойдем со мной. Ты в каком стиле заклинаешь? В послушническом?
— А? Э-э-э, в хаотическом. Как это, ритуал уже... — растерялся я.
— Прекрасно, Аркханазар тоже. Втроём быстро управимся.
Ещё и Аркханазар тут! Хуже быть не может.
— Поможем дедушке Аркханазару, — продолжал отец, — он всю неделю пыхтел-фырхтел над одушевлением безымянного пророка, и одному ему будет тяжело, призыв требует огромное количество жизненной силы.
Ритуал уже начался... Ритуал уже начался! Стало не по себе от осознания этого. Я посмотрел над собой: едва заметно туча начинает вихриться вокруг своей оси. Если бы не медитации, я бы не уловил столь медленного движения. Снолли говорила, что видит, как плавно плывет луна по ночному небу...
Над нами раздался голос:
— Бог-случайность, говоришь? — произнесла Снолли. Я повернулся и увидел её высунувшуюся из окна моей прошлой комнаты, ныне покоев Асцилии и её хрыча с незапоминающимся именем. — Я же верю в того, кого вижу своими глазами.
— И в кого же?
— В бога-фрактала, — легкомысленно пожала плечами Снолли, будто от балды ответила.
— Достаточно ли далеко видят твои глаза, Снолли?
— Далеко ходить не надо. Ответы находятся на расстоянии бытия, — спокойно ответила она.
— Реальность случайна! Наш Бог — случайность, хаос! — заводился отец.
— Звучит как то, что он неразумен, — вставил я.
— Безжизненная разумность и есть вселенная! — выкрикнул он. — У каждого пальца есть разум, но они неодушествлены, надеюсь, это очевидно? А, или ты это про меня, звучит как то, что Споквейг не разумен, да?..
— В жизни всё случайно, в реальности — закономерно, — выдала Снолли характерную ей фразочку. — Но имеет ли смысл мысль о реальности вне контекста жизни?
В окне показался хрыч Асцилии, он выглянул из окна и сказал:
— Доброго времени суток, Споквейг Дархенсен, — он чуть поклонился, помахал рукой, потом повернулся к Снолли. — Ты чё здесь делаешь? Вали отсюда, пока я тебя сам не выкинул, — озлобленным, но размеренным тоном произнёс он.
Снолли на это посмеялась, даже не обернувшись на него. Не нравится мне её смешок. Я-то знаю, мужик стоит в доле секунды от рассечённого горла.
— Весь день хочется кого-нибудь убить, — Снолли поделилась чувствами со мной, — но не потому, что херово. По-хорошему хочется. У меня такое хорошее настроение, это так странно. Хочу всех их почикать, — улыбнулась Снолли, — шумных гостей. Ведут себя как черти на поминках.
По мне так это ещё хуже, чем если бы у неё было классически понурое состояние.
— А у меня настроение такое, что хочется громить ящики. Но лень, — ответил ей я.
Тот мужик за ней прогнулся в спине, выпятив грудь как птица, и гордо пошёл назад, указав кому-то там на неё большим пальцем, как бы говоря: “Вот же сука, как же бесит, влепить бы ей затрещину”.
— А я знаю, ты хочешь меня убить, — насмешливо произнёс Споквейг, обращаясь к Снолли.
— Откуда? — спросила она.
— Не скажу, — закочевряжился Спок.
— Не хочу, не выдумывай, — с издевкой ответила она и дерзко огрызнулась. — Ты осознаёшь безумие своего разума, или слепо барахтаешься в нем?
— Кхе-кх... Последние слова, — прокашлял Споквейг.
— Что? — не поняла Снолли, что имел ввиду Спок. — Так откуда знал?
— Познавшему хаос многие штуки становятся очевидны. Ты поверхностна как поверхностное натяжение жидкости.
— Мы недооценивали его, думая, что он не в себе, — Снолли обратилась ко мне, — а ведь две попытки отравить были, он же не идиот совсем. Блин, это мы идиоты, — покачала она головой и вздохнула.