Хигналир (СИ)

— Ты что такое городишь, глупышка? — не показывая виду, что перепугался, ответил я.

— Да шучу, чё ты, — смеялась Авужлика, — Снолли тебя хвалила.

Я испытал неимоверное облегчение. Словно камень с желчного пузыря спал.

— Ну что ты придумываешь, — скромно произнёс я. — Какой вздор. И что же она говорила?

— Что Лэдти умный, обаятельный, а, и что ты непобедимый.

— Опять шуточки свои шутишь? Ах ты козюлька невежественная, хватит небылицы выдумывать!

— Ха-ха, на самом деле, что ты крутой чувак сказала, — наигранно серьёзно произнесла она.

Авужлику уже было не остановить, и на её серьёзность рассчитывать всё равно что камушек о камушек стукать — бесполезно.

— Всё приготовлено для крещения, — поклонилась Алин.

— Отлично!

Мы зашли в пристанище Муровой полусвятыни. Внутри много чем пахло: деревянные стены источали древесные запахи, да и в целом тут было уютно. Я бы вписался в их приход только за укромную домашнюю атмосферу

Клинком я заточил обратную сторону веника, заколол девственную свинью и наполнил кровью чашу с младенцем. Затем я вручил веник одному из алкоголиков и предложил за три ящика бутылок дрянного пойла вонзить его в жадную глотку своего товарища. Пусть лучше так умрет, чем пропьёт дом и возьмет кредит у церкви, оставив душу в залог. Кровь собутыльника пролилась незамедлительно. Мало кто знает, но именно кровь собутыльника является одним из сильнейших колдовских ингредиентов, о чём с детства твердил Споквейг. Вот только крещение на крови собутыльника являлось моим личным изобретением, чем я от всей души гордился и самоутверждался перед умершими предками.

Древняя ярость опалила мои руки, воспламенив серу, которой я начертал фигурку на алтаре. Тревожный звоночек для тех, в чьей голове имеется хоть капля сомнений. Кажется, я слышу шёпот, что это? Язык грешника, извлечённый из выкопанного из своей уютной могилы мертвеца, пытается что-то сказать... я наклонился поближе. Ничего не разобрать. Ещё чуть ближе... Ещё чуть... ближе... Кончик языка коснулся моего уха... Он тихо прошептал мне прямо в душу: “Ложь, апирия, дерзость, мятеж, грех... Безверие ли, иль вера в самого себя явствует в тебе, бездумно ниспосланная отцом твоим? Зародившаяся в нём гордыня и внятые истины, однако, испустились не через кровь, а через наставление. Пред тобой разворачивается поразительный вид на бытие — истина в разрезе... проекция первопричин... мёртвая истина — истина с прописной буквы, малая истина, коей ты, страшный грешник, нисколь не достоин. Но не в силах ты сметить, что покамест движет тобой, кто направлял тебя, и, более всего, как посчастливилось сберечь...”

— Прости, ты мне не для пророчеств нужен, — извинился я.

Я поднес язык грешника к уху младенца.

Неразборчивый шёпот ли успокоил орущего малыша, или же причиной тому являлась пьянящая кровь собутыльника — не знаю, но ритуал выполнен безупречно. Дальнейшая судьба маленького человека претерпела немыслимые искажения, свободно разделившись на неисчислимое множество ответвлений, путей возможностей. Крайние меры имеют соответствующие внушительные последствия.

Мы с Авужликой погрузились в свободную карету и под ржач кучера отправились домой. На этот раз никто с нами в карете не сидел, так что возвращаться было приятнее.

— Что там за война была у вас, всё забываю спросить?

Авужлика похрустела позвоночником.

— Я победила врага, — гордо произнесла сестра. — Мне пришлось управлять войском, и я победила, — повторила она.

— Но ты же не умеешь управлять войском.

— Авужлика научит тебя войне! Дерзни взойти выше всех: взгляни в лицо смерти и плюнь ей прямо в глаза, обнажив как можно больше зубов! Так я действовала, и, прошу заметить, действовала успешно!

На Авужлику накатил саркастический приступ, и не было смысла надеяться на серьёзный разговор с ней в течении нескольких часов, поэтому я решил подремать. Очередной сон, по которому я так скучал.

— Ты чего, спать собрался? — громко и пискляво спросила Авужлика. — Мне что, молча ехать?

Я был настолько сонный, что, несмотря на раздражитель, быстро вырубился. Я так переутомился, наверное, как всегда перестарался с колдовством...

Вдруг раздался оглушительный ржач, прервавший ритмические удары бубна и перепугавший меня до смерти. Я вскочил и с грохотом ударился конечностью для перемещения по поверхностям, то есть ногой для ходьбы, о крышу кареты, перепугав и тихо спавшую рядом Авужлику.

Вот мы и в Хигналире. Мы вылезли из кареты. Кучер и лошади удалились восвояси. Похоже, я так крепко спал, что не пришлось смотреть эти дурацкие языческие сны. Хотя, что-то мне вроде и снилось, но, к счастью, не помнил, что. Прихрамывая, я потихоньку почапал в свою комнату положить на место святпринадлежности и закончить прерванный сон. Подойдя к главному входу в дом, я встретил Фродесса, несшего в руках груду черепашьих панцирей.

— Лэд! — закричал он мне в лицо. — Вернулся?

Я скромно отвел взгляд и сдержал беспричинную улыбку. Фродесс продолжил: