Хигналир (СИ)

— Возьми, — он извернул свой массивный таз, направив карман брюк в мою сторону, — это тебе тот странный священник со вчерашнего вечера передал, сказал, что ты ему приглянулся.

Я сунул руку в его карман, который оказался целым мешком, и аккуратно извлек конверт, стараясь не прикоснуться к потной ноге Фродесса.

— Почему странный? — поинтересовался я. — Вполне себе обычный монах.

— Я заметил, что на пиршестве он умудрился в одиночку сожрать почти весь хлеб, не притронувшись ни к какой другой еде, — ответил Фродесс и оставил меня.

Так вот оно что. Теперь очевидно, кем на самом деле является тот человек.

Я зашёл в свою комнату, закрыл дверь, сел на кровать, вскрыл конверт и стал читать:

“Поколь не дотянется железна рука Господня и не раздавит тело твоё яко червя земного — не сыскати покоя Ему; ежели не удалось Духу Святому уцепиться острыми когтями в горло твоё дрянное, пока сном забывшись покоишься ты иль трапезничаешь во грезах. Уверься, мы приходим невдолге, сея на пути нашем пшено и покаяние грешникам наподобие вашего, Лэдти Дархенсен. В стезе своей от неведения неукорезненного до скверного научения тварью омерзительною, ты обличил себя оным: колдун, еретик, иконоборец, молитвосказочник, обнищалый лохмотник, не уплативший Господу праву долю. Окстись, отмолись, выпей освященной отравы, содержащейся во флаконе, да не дрогнет рука Господня, покамест избивати тебя на Страшном суде будет, яко раба провинившегося. Аминь.

Архимандрит Амфиалон Клезентский, первый настоятель священного культа Хлебница Иакова.”

Я покопался в конверте, но флакона с ядом не нашёл. Спать расхотелось. Самое время посетить библиотеку, чтобы проверить своё предположение — мою последнюю надежду на спасение своей чудо-жизни.

В библиотеке, как всегда, бездельничала Снолли.

— Что привело тебя сюда? Здесь душа твоя чужда, о, заблудший разум, — промолвила она.

— Хлебная ветвь рока коснулась меня: завтрича во сухарь оборотиться суждено.

Я показал ей письмо. Снолли читала, периодически посмеиваясь, затем протянула мне и негодующе спросила:

— А флакон?..

— Не знаю, его там не было.

Снолли выдохнула с облегчением.

— Я уж подумала, что ты... Не то чтобы я считаю тебя идиотом, но всё же ты был верующим... Не важно, я уже придумала решение. Завтра к твоим заслугам, помимо перечисленных в письме, добавится осквернитель.

— Да, да, я уже думал об этом! Вчера, из-за флуктуаций в сознании, мне эта идея казалась безгранично гениальной... Но сейчас мне кажется, что сила моего колдовства несоизмерима с уровнем святости хлебников, которые с детства сидят на освященной хлебной диете и выросли самыми настоящими духовными мутантами.

— В этом и кроется их слабость! Раз они всю жизнь питаются одним лишь освященным хлебом, то, следовательно, их тела почти целиком состоят из него. Правильно ты подумал. Если проведешь ритуал хлебного осквернения, то, помимо хлеба, осквернению подвергнутся их организмы, сечёшь?

— Да брось, осквернение не смертельно. Когда я был священником, мы без особого труда освящали осквернённые...

— Значит не доводилось узреть настоящего осквернения. Даже мне удалось овладеть этим умением, уверена, удастся и тебе.

— Что для этого нужно?

— В отличие от твоего несусветного колдовства — ничего. Просто вырази свои искренние тёмные чувства к освященному хлебу — всё то, что ты о нём думаешь. Преобразуй презрение в действие.

— Звучит слишком просто. В чём сложность?

— В наличии у тебя соответствующей точки зрения на хлеб. Уверенности в истинности точки. Ты должен видеть святой хлеб таким, каким он является на самом деле — недостойным. Понимаешь, на что я намекаю?

— Недостойный хлеб?.. Стой! Но ведь истины как таковой не существует... для нас, жалких смертных, в смысле...

— У тебя получится, если хватит дерзости признать, что твоё субъективное мнение истинно.

— Это то ли гордыня, то ли невежество.

— В нашем случае это называется интеллектуальное превосходство над противником, ну, в конечном счете. Тренируйся, — Снолли подошла и неуклюже ободрила меня гулким хлопком меня по спине. — Соберись духом, или что там у тебя осознает или хотя бы пребывает: завтра ждет хлебное погребение.

— Погоди, не завершай диалог. Знаешь, кого Цесселип недавно видел?

— Какой ещё нахрен Цесселип?

— Храброзубый. Который на грядке...

— А, вспомнила. Кого видел? Ефрея?

— Споквейга.

— Вот как... ты же понимаешь, что его слово ломанного журавля в небе не стоит?

— На мой широкий многосторонний взгляд пришёлся один точечный аргумент: он слишком правдоподобно процитировал отца. Он сказал, что видел его в трактире что ли... в Миевке, по пути сюда, скорее всего он имел ввиду посёлок в соседней провинции Маякевьен, судя по маршруту до Хигналира.

— Тогда завтра поедем туда и что-нибудь разузнаем. Что-то пошло не по плану, это может плохо кончиться.

— Какому плану?