Хигналир (СИ)

— Расскажешь потом, если сам не отравишься, а я пойду, — поднялся я и пошёл, покуда жив был. — Удачного погружения в безумный эзотерический мир.

Подходя ко двери в гостиную, я остановился:

— Где вы достали яд, чтобы травить свиней?

— Он лежал в конверте, что я тебе дал, — ответил Фродесс.

— Ты вскрыл конверт? Так он же вроде был запечатан, когда ты мне его дал.

— Письмо я переложил в другой конверт и запечатал его, чтобы не портить тебе сюрприз. Всё равно ты не смотришь на печати, тебе нет дела до формальностей, ты ничего в этом не смыслишь. И вообще, на конверте не было написано, что оно для тебя, вот мне и пришлось его вскрыть, — низкокачественно лгал любопытный Фродесс.

— Храни вас чёрт, окаянные, — обиделся я и ушёл с кухни.

У себя в комнате я прилёг поспать.

Тихо вдалеке зазвучал знакомый ритм ударов по бубну. Так не хотелось всей этой бредятины с разными Богами, а ещё я весь на нервах. Лучше встать и основательно подготовить себя к завтрашнему событию, вместо того чтобы надеяться на удачу-радугу — Божью радужку-коровку.

Равнодушным утром вредное солнце испустило свой надоедливый свет прямо мне на щеку. Я без устали тряс головой.

Наконец показалась группа вооружённых хлебников. Я, словно неделю не спавший, невозмутимая Снолли, неприкаянный дедушка Рикфорн и несколько чьих-то товарищей ожидали прямо на огороде. С хлебниками шёл мужик, который встретил их на оговоренном месте и привел к нам по моему указу.

— Что-то я не чую здесь пшеницы! — прорычал один из них.

— Чую, грехом смердит... — посмотрел на меня, судя по отличавшейся узором робе, главный из них. — Не нравится мне эта земля поганая.

— Такая земля белым хлебом не накормит, — сердито копнул землю пяткой-лопаткой самый старый на вид.

— Как же так? — виновато и неуместно проронил Рикфорн, присел и внимательно осмотрел землю под собой, как бы оправдываясь.

Один из хлебников встал на четвереньки, и, как дикий зверь, стал обнюхивать носом землю.

Я молча достал несколько буханок хлеба из мешка, на котором Рикфорн за несколько минут до этого зачем-то нарисовал правоверный вопросительный знак.

— Дай сюда!!! — лихорадочно вскрикнул бледный худощавый хлебник.

Я молча достал икону Джейса Краяса, положил на неё буханку и, слегка преклонившись, протянул им как на подносе.

Несколько удивлённых хлебников одобрительно переглянулись и двинулись ко мне за обетованным гостинцем. Тот, что казался мне главным, хотел было их остановить, но ему не хватило уверенности в собственной проницательности. Прямо пред лицом подошедших хлебников я неожиданно перевернул поднос-икону, опрокинув с неё буханки вниз на землю. На открывшейся для них обратной стороне иконы было изображено следующее: огромная хлебная жужелица, державшая в одной лапке оторванную голову праведника с нимбом, а в другой — надломанный крест, стояла на фоне горящего амбара, опёршись лапкой на пасхальный кулич. Упавший на землю хлеб быстро почернел. Тот главный хлебник верно подметил, что земля “поганая”. Как я уже упоминал. Споквейг приказал хоронить наш глубоко безверный люд прямо в огороде.

Получив смертельную дозу осквернения, хлебники пали замертво. Все, за исключением того, кто выглядел главнее остальных. Вполне сдержанно он произнёс:

— Ты не просто осквернил хлеб, ты осквернил саму сущность хлебника. Что ж, умно... однако ты и не предполагал, что один из них вкусил... чёрного хлеба.

Он сбросил с себя робу, обнажив свой отвратительный торс. На его коже наблюдались многочисленные дрожжевые отложения.

— Это тело слишком долго питалось одним лишь хлебом. Физически я давно уже не человек, скорее, я — кукла... из хлебного мякиша.

Он медленно шагнул в нашу сторону, мы осторожно ступили назад. Раскрывая свои секреты, это самоуверенное существо как бы гарантировало нашу погибель.

— Ты, должно быть, думаешь, что я — марионетка во власти хлебосвященных сил? Напрасно ты полагал, что хлебники овладели некой чудесной силой хлеба! — он как-то неравномерно рассмеялся. — На самом же деле марионетки здесь были рядовые “хлебники”.

После этих слов кукла из чёрного хлебного мякиша вскинула руки. Хлебники, только что павшие замертво, безвольно вскочили.

— Как там язвил твой отец? “Будь хлебом ты гордо белым иль омерзительно чёрным — не важно, ибо пред чревом Господнем все вы — лишь жалкие углеводы”. Углеводы, верно. Однако что-то я не вижу здесь Господа, — оглянулся он, — и посему твоё смертное чрево сполна ощутит эту разницу!

“Углеводы”? Он знает такие слова? Теперь я понял, с чем мы только что столкнулись. Дело дрянь.