Хигналир (СИ)

Мы посмотрели друг на друга, затем бросили взгляд на младенца и засмеялись с только что произошедшей картины.

— А-ха-ха-ха, — ухахатывалась Снолли, — он так быстро ножками перебирал, так шустро полз!

Когда отсмеяли положенный усопшему срок, отправились поесть.

— Да вряд ли, если и придёт — в окно уйдем, — успокаивала Снолли, — расслабься.

— В окно уйдем, говоришь? Ладно, хорошо.

На кухне мы взяли по овощу в каждую руку, я взял морковку и огурец, а она морковку и редьку. Грызя, мы приступили шаблаться по дому.

— Сноль, угадай, что является большим грехом в краясианстве: уронить икону или убить свою мать-краясианку?

— Чего ты меня как моя бабка, “Сноль”, называешь?

— Как-то обидно слышать, что меня сравнивают с бабкой. Прям за больное задела... Да в вкратце назвал, так лаконичнее. Так что?

— Судя по тому, что ты задаёшь такой вопрос, выходит, уронить икону? В ином случае ответ был бы очевиден…

— Нет, мать убить — гораздо больший грех, очевидно же.

— Ясно. Шутник. Нет, просто жонглер шутеек! Адовый клоун.

Сестра достала с полки книгу в коричневом переплёте.

— Во, смотри. Книга “Коричневый таракан”.

Снолли открыла книгу. На первой странице была изображена бабуля и слоган: “У каждого в голове свои тараканы...” Она перелистнула, посмотрела на страницу пару секунд и зачитала:

— “Спина его переливалась грязно-коричневым цветом...” Че-го?! Гхм... — Снолли пробежалась глазами по строчкам. — “Таракана убивай быстро, чтобы не успел проклясть перед смертью, — учил дедуля”. М... ага. “А таракан, лапками перебирал, все никак угомониться не хотел”. Нет, не могу это читать, — Снолли “хлопко” закрыла книгу и продолжила грызть овощ.

Я разглядывал стеклянную полку, на которой лежали декоративные барыши, миниатюрные тельца и игрушечная индустрия. А ещё там лежала маленькая фигурка господина Хрунью с расстегнутым ремнем и мятой рубашкой. Глазея на антураж, я догрыз овощи, отправился на кухню за добавкой, нашёл пироженки и взял одно.

— Чё, как девка, сладости любишь? — насмехнулась Снолли, стоя в проходе.

Я изо всех сил постарался не обидеться и молча надкусил ломтик, щурясь на неё так, словно кусаю пирожное ей на вред. Снолли тоже взяла себе.

— Надо с собой забрать, — сложил я в сумку оставшиеся пирожные, а ещё разных овощей, классический фрукт — яблоко, и сыр “Сэр Сыр”. — Глянь какой сыр солидный.

— Не “сыр”! Сэр Сыр.

— Оу, извиняюсь.

— Чудеснём? — указала она головой в сторону сумки.

— Э-э... Курнём, имеешь в виду?

— Только чутка, чтобы не залипнуть тут надолго. Как раз дальнейшие действия обсудим. Вчера перед сном так ничего и не обговорили.

— Да! — оживился и повеселел я. — Надо покумекать основательно.

Мы уселись на пол в гостиную. Ах, это прекрасное чувство, предвкушение чего-то чудесного и животворящего! Я передал сумку, и Снолли приступила расчехлять оборудование, по-хозяйски причитая: “Мозг, усохший от однообразия... простимулируем... подсознание, что вечно не при делах... проинструктируем... синапсы побалуем... извилины разомнём”.

— Синапсы? Откуда ты о них знаешь? Ты и про элементарные частицы знаешь? Признавайся, теме знаком некто под именем “кварк”?

— Да-да, знаю.

— Но откуда?

— Споквейг рассказал. А ты как узнал? Бог поведал?

— Это всё каббалистика! У нас были расшифровки из оккультных книг, там рассказано много секретов вселенной и мироустройства.

— Где это у нас?

— У мастера Инфернуса.

— Что за каббалистика?

— Сатанинским пророкам падшие ангелы текста диктовали, а те записывали. Так Каббалу и написали. Но это очень труднодоступная оккультная книга, откуда у Споквейга такие знания?

— Ой, думаешь один такой умный? Не знаю, у него и спросишь. Держи, — Снолли протянула трубку.

Дунул. Меня посетило ощущение, что я забыл что-то очень важное. Но как я ни старался вспомнить, ничего не приходило на ум. Никаких догадок даже в какую сторону вспоминать.

— Стало быть, возвращаемся в Хигналир? — я приступил к насущным вопросам.

— Ну да. Мы что, зря так напрягались из-за дудки?

— Но ты...

— Я же уже говорила, если остановим Споквейга, — брякнула Снолли, выдохнула воздух и вдохнула чудо-дыму.

— То есть убьём?

Я ждал, пока Снолли выдохнет, но она не выдыхала.

Всё ждал и ждал, а она всё не выдыхала и не выдыхала, пока наконец не выдохнула.

— Зачем экономишь, у тебя ж дохрена чудоцвета, — негодовал я.

— Это не повод не экономить, — быстро отрезала Снолли и заговорила в обычном темпе. — Ну, да, убить. Придётся.

— Тебе же не хочется.

— Да нет, хочется, отчасти, чуть-чуть, может, и не хочется, но больше хочется.

— Да тебе только повод дай жизнь оборвать...

— Так и есть, — улыбнулась Снолли, сверкнув глазами. — В мире столько ублюдков... А ты моральный взгляд на меня не это самое, мне Авужлика изложила, что ты там, в Улинге, с малышом вытворял, кровавую баню ему устроил, — её взгляд куда-то поплыл с легким изумлением. — Буквально причём…

И мой взгляд поплыл туда же. Выносит.

— Не крести его я, крестил бы кто-то другой, — оправдывался я. — В моей практике хотя бы смертность нулевая, а у других священников, по статистике, каждый сотый мрёт.