Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

— Оставайтесь в том же состоянии, — продолжал Элли-сон. — Пусть ваше подсознание работает, потому что теперь я начну обратный отсчет, а вы тем временем должны представить, как становитесь все моложе и моложе, а затем, когда я остановлюсь на определенном возрасте, постарайтесь почувствовать себя в этом возрасте. То есть не таким, каким вам следовало быть, и не таким, каким вы хотели бы себя видеть, а таким, каким вы были на самом деле. И тогда вы расскажете мне обо всем, что случилось с вами в этом возрасте, как о совсем недавних событиях, будто я ваш друг и вы со мной советуетесь. Я просто начну медленный обратный отсчет, а вы позволите своему сознанию перемещаться в соответствующие возрастные состояния. Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять, двадцать четыре… одиннадцать, десять, девять. Я хочу поговорить с девятилетним Кеном, и чтобы вы не стеснялись и не боялись: вам девять лет, вы осознаете мое присутствие, вам никто не мешает и ничто не отвлекает. Станьте девятилетним Кеном и расскажите мне, какие важные события произошли с вами в последние дни. Что случилось, Кен?

— Я играл, я слышал, что мама с папой ужасно ссорятся.

— Из-за чего?

— Она часто меня бьет.

— Мама тебя бьет? Это сильно тебя обижает, Кен?

— Я не хочу, чтобы она меня била. Ей не за что меня бить.

— И как ты с этим справляешься, Кен?

— Я хочу убежать и спрятаться. Я бегу на улицу. Я просто хочу удрать. Я пытаюсь ей угодить. Стараюсь изо всех сил.

— А когда ты изо всех сил стараешься, что происходит?

— Она этого не видит, не ценит.

— А что тебе приходится делать?

— Я делаю все, что мамочка прикажет.

— Какие из маминых приказаний кажутся тебе несправедливыми?

— Убрать в комнате. Но ведь не я устроил весь этот жуткий беспорядок. Я хотел поиграть с ребятами. Ребята больше не придут. Они боятся мамочку.

— Почему же они ее боятся? Чем она их обидела?

— Они видят, что она вечно орет на меня. И боятся ее.

Они не понимают.

— А что, по-твоему, они должны понять?

— Что бояться не надо. Что она их не обидит.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ее бесим только мы с папой. Не знаю. Она… она все время ко мне цепляется. И к папе тоже. Вечно орет и злится. Нормальным тоном она говорить не может. Она… она только орет и вопит.

— Как ты себя из-за этого чувствуешь?

— Я просто хочу умереть. Не хочу, чтобы она была моей мамой.

— И что ты пытаешься сделать? Как справляешься?

— Я… делаю все, что она мне скажет. Не хочу, чтобы она бесилась.

— Но есть, должно быть, какие-то вещи, которые тебе хочется сделать, а мама не разрешает. А тебе все равно хочется. Как ты поступаешь в таких случаях?

— Я не хочу, чтобы меня били. Когда я поступаю по-своему, меня бьют. Я больше не хочу, чтобы меня били. Она бьет папу и меня бьет.

Эллисон стал спрашивать, сколько Кену лет и где он живет. Бьянки назвал улицу в Рочестере и объяснил, что ему только что исполнилось девять. Затем врач поинтересовался, как он отпраздновал свой день рождения.

— Я думал, у меня будет торт и много гостей, а мама разозлилась. Никто из друзей ко мне не пришел. Я хотел праздника, а праздника не было.

— И что ты делал?

— Плакал.

— Тебе стало легче?

— Нет, я все равно хотел, чтобы ко мне пришли друзья.

— У тебя есть особенно хорошие друзья, про которых ты точно знаешь, что они тебя поддерживают и по-настоящему тебе близки?

Бьянки назвал соседского мальчика Билли, которого считал лучшим другом. Мальчики были одного роста и вообще похожи, хотя одевался Билли похуже. Эллисон продолжал:

— В течение этого года случилось ли что-нибудь такое, что облегчило твое положение или помогло тебе продержаться до следующего года?

— Я просто терплю. Мне нравится прятаться. Очень легко спрятаться от всего.

— Где ты прячешься?

— Под кроватью, в своем шкафу, за домом. Лучше всего под кроватью.

— Ты когда-нибудь прячешься у себя в голове? — спросил Эллисон мягко, безо всякого нажима или намека. Множественные личности скрываются в мозге человека, страдающего диссоциативным расстройством, каждая из них является частью фрагментированного сознания и живет своей жизнью. Ответ Бьянки на этот вопрос мог стать ключом к подлинной сути его расщепленной личности.

— Иногда, только чтобы сбежать.

— И что ты там делаешь?

— Разговариваю.

— А там есть с кем разговаривать?

— С моим другом.

— Кто он?

— Стив. Мой второй лучший друг.

— У него есть фамилия?

— Фамилия есть.

— Какая?

— Не помню…

Затем Бьянки назвал фамилию, но так тихо, что разобрать ее не удалось. Эллисон сделал вид, будто расслышал ответ, но впоследствии не мог с уверенностью сказать, действительно ли различил фамилию, или просто не хотел прерывать рассказ Бьянки.

— Почему его так зовут? — спросил Эллисон. — Ты знаешь его родителей?

— Нет у него никаких родителей. Стив одинокий.

— Как ты с ним познакомился?

— Однажды я убежал и спрятался под кроватью. Мамочка так сильно меня избила. И я познакомился со Стиви.

— Как ты впервые его увидел?

— Я закрыл глаза. Я ужасно плакал, и тут вдруг появился он. Он сказал мне «привет», а потом сказал, что мы друзья. Я очень обрадовался, что у меня теперь есть друг, с которым можно поболтать.