Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

— Ладно, у Бога, наверное, есть свои причины, но мы их не знаем, правда? Ты стал ужасно одинок, верно? Вы остались вдвоем с мамой?

Рыбалка, на которую ездили Кен с отцом, стала наивысшей точкой их отношений. Мужчина и мальчик остались вместе, наедине и впервые по-настоящему говорили друг с другом. Даже забытые новые ботинки Кена не омрачили им удовольствия. Ведь через несколько дней можно было вернуться и забрать их.

Когда отец снова пошел на работу, теплота недавно испытанной родственной близости по-прежнему согревала Кена. Дома в Рочестере они мало общались из-за занятости отца, но Кен уже предвкушал новые совместные поездки. Это лишь усилило потрясение подростка, когда он узнал, что отец скончался на работе от сердечного приступа, и надежда на продолжение отношений рухнула в одночасье.

Беседа продолжалась; Кен сокрушался, что Стиви тоже его бросил. Затем он рассказал о своих чувствах к матери:

— Она хочет, чтобы я сидел дома. А я не папа. Я постоянно твержу ей, что я не папа. Я всего лишь мальчик.

— То есть она пытается добиться от тебя того же, чего требовала от твоего отца? Она перестала тебя бить и указывать, что тебе делать?

— Нет, по-прежнему бьет. И указывает, что делать. Без ее разрешения мне даже на улицу не выйти.

— Появился ли у тебя еще один друг вроде Стиви? — задал вопрос Эллисон. Если у Кена действительно расщепление личности, как подозревал психиатр, то, возможно, в результате потрясения образовалась новая личность, призванная облегчить стресс от потери отца.

Эллисон решил переключить сознание пациента на настоящее время и попросить разрешения поговорить со Стивом. Однако сначала ему хотелось успокоить тринадцатилетнего Кена, который переживал горе утраты, как любой другой ребенок.

— Твоего папы больше нет, — сказал доктор Эллисон, — но он очень тебя любил. И сейчас любит. Я уверен, Господь позволяет папе присматривать за тобой и помогать тебе всеми возможными способами. Он только начал становиться для тебя настоящим отцом и, несомненно, скучает по тебе не меньше, чем ты по нему. Возможно, ты сумеешь его услышать. Думаю, он явится тебе, чтобы немного поболтать. Может, он поделится с тобой толикой мудрости и здравомыслия, толикой своего умения справляться с трудностями, кто знает. Ведь я уверен, что он тоже по тебе скучает.

Перемещая Кена в более позднее время, доктор Элли-сон оставил тринадцатилетнего мальчика плакать и тосковать по отцу, который уже никогда не вернется. Но в процессе переключения сознания Кена на нынешнее время случилось то, чего никто не ожидал. Врач попросил у Кена разрешения поговорить со Стивом, и вдруг Бьянки вскочил с места и бросился на Джона Джонсона — социального работника, который также управлял видеооборудованием.

Шокирующая перемена! Разница между Стивом и Кеном была примерно такой же, как между Кларком Кентом и Суперменом. Стив / Кен заорал:

— Ты! Ублюдок, ты добиваешься, чтобы я оставил его в покое!

Поскольку субъект находился под гипнозом, доктору Эллисону все же удалось сохранить контроль над ситуацией. Твердым, повелительным тоном без тени паники он произнес:

— Не смей.

Про себя врач молился, чтобы внушение сработало, иначе мог серьезно пострадать человек.

— Козел! — выкрикнул Стив, возвращаясь на место.

Приказ Эллисона и присутствие в комнате нескольких мужчин возымели свое действие.

— Как ваша фамилия?

— А твое какое дело?

— Просто пытаюсь выяснить, с кем я говорю. Вы знаете, кто я? Сколько вам лет, Стив? — Несмотря на внутреннюю дрожь, психиатр сохранял спокойный тон.

— Что ты пишешь? Чертову книжку? — Голос Стива звучал враждебно, дерзко. Однако физически он расслабился.

— Нет, заключение для судьи. Он попросил меня побеседовать с вами.

— В задницу! Его и спрашивай, сколько мне лет.

— Я знаю, что Кену двадцать семь.

— К черту этого урода. Пошел он…

Кен никогда не сквернословил; его мать этого не одобряла. Стив же ругался буквально через слово.

Несколько минут собеседники препирались. Наконец Стив отпустил реплику, за которую Эллисон мог зацепиться, чтобы продолжать выяснять его настроения.

— Ну его на хрен… И мамашу его туда же. Чертова сучка.

— Та еще ведьма, правда? — подзадорил Эллисон Стива / Кена.

— Чертова сучка, вот она кто. Понимаете, он… он до сих пор лебезит перед ней, лижет ей задницу. Понимаете, суть в том, короче, что я не могу выйти наружу, но я же вижу, что он делает, — блин, приятель, пора уже ему прозреть, знаете ли. Он просто… Я хочу уйти, смыться, пошло все на хрен — и точка. Просто я лучше него.

Эллисон чуть было не рассмеялся, услышав последнюю реплику. Если Кен Бьянки действительно заслуживает обвинения в беллингхемских и лос-анджелесских убийствах, то именно личность Стива за последние несколько лет совершила множество жутких злодейств.

Но желание смеяться тут же пропало. Эллисон опасался и дальше настраивать против себя Стива / Кена. Он предположил, что Стив сам навлек на себя неприятности, на что тот возразил:

— Это Кен попал в переделку. Ну да… я, блин, убил тех баб. Понимаете? Чтобы проучить их, чтобы показать ему, что он не может мной помыкать.

— Каких баб?