Химера

– Это единственное препятствие для твоего возвышения, Филипп, – голос Джеррика был сладок, как мед. – Но ты можешь его устранить. Это и будет твоим испытанием. Испытание и одновременно награда – не правда ли, не каждому выпадает такой редкий шанс, Филипп?

Джеррик не сводил прищуренных глаз с рарога, словно пытаясь найти на его лице следы замешательства или протеста. Но лицо рарога было непроницаемо и бесстрастно.

– Ты оставляешь за мной право выбора? – спросил Филипп.

– Выбора? – разочарованно спросил кобольд. – Ты хочешь подумать над моим предложением?

– Я говорю о выборе путей, которыми я могу достигнуть поставленной передо мной цели, – ответил Филипп. – И не более того.

– О, нет! – расплылся в ухмылке Джеррик. – Я не буду настолько усложнять задачу. Я все уже продумал, как обычно. Через несколько дней Совет тринадцати отправляет новую экспедицию к горе Хай Марка. К озеру, в котором покоится тело нашего незабвенного эльбста Роналда. Поднять его со дна озера поручено ундине Адалинде. Мичура знает дорогу и будет ее сопровождать. Ты отправишься с ними в качестве телохранителя. Но вернешься один.

– А ундина Адалинда? – легкая тень недоумения промелькнула в глазах Филиппа. – Мне о ней тоже надо будет позаботиться?

– Едва ли это понадобится, – хмыкнул кобольд. – Если она войдет в озеро. А ведь именно для этого ее туда и направляют. Absque omni exceptione. Без всякого сомнения.

Филипп понимающе кивнул.

Кобольд одобрительно улыбнулся ему и торжественно сказал:

– Benedicite! В добрый час!

И махнул крошечной когтистой лапкой, отпуская Филиппа.

Когда Филипп ушел, Джеррик поднялся из вольтеровского кресла и тоже вышел из комнаты, но в другую дверь. В конференц-зале его ожидали члены Совета ХIII, созванные по его требованию.

Духи подавленно молчали. Ундина Адалинда плакала, гамадриада Дапн ее утешала. И даже у юды Бильяны глаза были красными, словно перед началом заседания она тоже втихомолку всплакнула. Остальные сидели, понурив головы. Джеррик догадался, что они уже знают о гибели Лахлана. И ему не удастся разыграть эту карту так, как хотелось бы. Он поморщился, но решил не дожидаться, пока ему начнут задавать вопросы. Некоторых вопросов кобольду хотелось бы избежать. Например, кто убийца и когда над ним свершится возмездие. Слишком недавно погиб эльбст Роналд. Ассоциации у членов Совета ХIII могли возникнуть даже невольно.

– Друзья мои! – возвысил свой тоненький голосок Джеррик. – Horribile dictu. Страшно произнести…

Леший Афанасий наклонился к уху туди Вейжа и громким шепотом, который услышали все, произнес:

– Я это недавно уже слышал. Или мне кажется?

Все переглянулись и опустили глаза. Джеррик стал пунцовым от гнева. Но предпочел не отвлекаться на перебранку с лешим, поскольку не был уверен, что одолеет его или даже заставит замолчать. Он только бросил на Афанасия мрачный угрожающий взгляд, который не предвещал тому ничего доброго. Но леший только усмехнулся в ответ. Это был почти бунт. Джеррик недоумевал. Он не знал, на чем основывается уверенность Афанасия, но видел, что тот его не боится. Поэтому сам кобольд почувствовал невольный страх, как это всегда бывало, когда он сталкивался с волей или силой, превосходящими его собственные.

– Нас постигла новая тяжкая утрата, – пробормотал Джеррик уже не так торжественно. – Вчера ночью погиб эльф Лахлан. Incredibili dictu! Невероятно!

– А что в этом такого невероятного? – удивился Афанасий. – После того, как погиб эльбст Роналд, можно ожидать всего.

– Я чувствовала! – патетически воскликнула гамадриада Дапн. – Я знала, что произойдет еще что-то ужасное. И вот это случилось. Бедняжка Лахлан! За что его убили?

– А, главное, кто, – тихо произнес туди Вейж.

Но его услышали. Пэн-хоу Янлин и тэнгу Тэтсуя, как обычно, согласно закивали головами. Но на этот раз к ним присоединился даже рарог Мичура. Он поднялся и провозгласил:

– Убийца должен быть пойман и жестоко наказан! Иначе нас всех скоро постигнет та же участь. – Старый рарог сделал выразительный жест рукой, направив большой палец вниз, и сказал: – Ad patres. К праотцам.

– Но кто это мог быть? – спросил, повторно высказывая общее недоумение, очокочи Бесарион.

– Is fecit, qui prodest, – заметил гном Вигман. – Сделал тот, кому выгодно.

– Но какая может быть выгода в убийстве Лахлана? – удивился Бесарион. – Ведь он был…

Очокочи не договорил, но его все поняли. Лахлан казался всем настолько ничтожным, что духам было трудно даже предположить, кто мог быть заинтересован в его смерти.

– Favete linguis! – внезапно закричала юда Бильяна. – Придержите языки! Постыдитесь! Ведь он мертв. Или вы забыли? De mortuis aut bene aut nihil. О мертвых или хорошо, или ничего.

Духи смущенно переглянулись. Это было древнее правило, почти закон. Но он как-то забылся, когда заговорили о Лахлане. Однако им стало стыдно, что они настолько поддались эмоциям и пренебрегли приличиями.